– О сынок, зачем нам теперь Хира? Недалек тот день, когда Великий шейх соберет своих верных, и провозгласит возвращение скрытого имама, и тебя посадят на белую верблюдицу пророка, и повезут по всем странам, населенным правоверными, и все преклонятся перед тобой!

– Перестань повторять эти глупости, о матушка! Я верил тебе, пока ты не выдала себя! Если бы я и впрямь был скрытым имамом – тебе бы не было нужды похищать этого ребенка! Ты полагаешь, что Аллах и вправду лишил меня глаз и ушей?

– Я не похищала его! – в отчаянии зарычала женщина. – Эти две дочери греха упустили его, пока спали с мужчинами!

– Повтори свою клятву, о Хайзуран! – потребовал юноша.

– Клянусь Аллахом, госпожа пришла… пришла и унесла ребенка, и мы спросили ее… спросили ее, когда она вернет его, потому что наступало время его кормить… Но она ничего не ответила! – стоя на коленях, ухватившись за полу фарджии Мервана и еле справляясь с рыданиями, воскликнула Хайзуран.

– И сейчас я расскажу тебе, для чего ты это сделала, раз твоя память настолько ослабела, – отпихивая невольницу и кладя руку на рукоять торчащего за поясом кинжала, сказал Мерван. – Ты задумалась о том, что случится, если люди моего проклятого брата возьмут Пестрый замок. Ведь их лазутчики уже здесь, я узнал этих людей, да и ты их узнала! Ты поняла, что это неизбежно – и решила купить себе жизнь ценой жизни своего сына! Ведь Ади поклялся возвести этого ребенка на престол Хиры – и, обладая властью над ребенком, ты могла бы хорошо поторговаться с ним! Может быть, ты даже успела переправить его туда, вниз, к осаждающим!

– Пестрый замок невозможно взять, его охраняют джинны! – отвечала Хайят-ан-Нуфус. – И скоро прибудет Великий шейх!

– А раз его охраняют джинны, то зачем вдоль всех стен расставлены внизу и наверху лучники? И еще – раз его охраняют джинны, зачем тебе забирать ребенка! Ты взяла его лишь потому, что это было твоим единственным средством спасения!

– Клянусь Аллахом, я не брала его! – простонала женщина. – Эти отродья шайтана лгут, разорви Аллах их покров!

Тут до них донеслись голоса и звон оружия. Оба, и сын, и мать, повернулись к двери.

Вошли два черных раба с обнаженными ханджарами, оглядели помещение и встали по обе стороны дверного проема. Вслед за ними вошел человек во многих одеяниях из мягкой белой шерсти, как подобает человеку почтенному, из людей знания, не унижающему себя пестрыми одеждами.

На нем был немалой величины тюрбан, конец которого, отпущенный подлиннее, прикрывал рыжеватую, мелкими колечками, бороду.

Войдя, этот человек сразу же повернулся и дал знак тем, кто сопровождал его, остаться в коридоре.