Она вернулась домой от Грема Вильямса приблизительно в половине второго и не удивилась, обнаружив, что Леса дома нет. Она увидела, что клюшек для гольфа нет, – видимо, Лес целый день играл в гольф, потом поел в клубе и сидел в баре, пока тот не закрылся. Он, должно быть, много выпил – и чем больше пил, тем сильнее просыпалась в нем ярость.

К завтрашнему дню он окончательно закипит и вновь начнет бить ее.

Но на этот раз она будет обороняться, решила Пэтси. На этот раз она не скорчится в беззащитной позе. Она ударит его – ударит в пах, если получит хоть какую-то возможность.

В доме Грема Вильямса она прошла через чудовищное эмоциональное напряжение, от ужаса – к успокоению и любви, и, что самое необычное, эти трое не были испуганы тем, что произошло с ней. Они просто были тут, они приняли ее такой, как она есть. Если бы она настолько проявила себя перед Лесом, он просто велел бы ей выйти из комнаты. С ней случился припадок (какова бы ни была его причина), она перенесла его и испытала любовь и поддержку двух мужчин; она установила телепатический контакт с мальчиком-подростком – Лес и то и другое воспринял бы как непосредственную угрозу своей работе.

Потому что не полагается жене вице-президента проводить субботний вечер подобным образом. Пэтси ощутила гнев – Лес затолкал ее в смирительную рубашку, ее брак был ограничен прутьями стальной решетки. Теперь она вспомнила все споры, которые были у них после свадьбы.

– Ты не должна вести себя так, Пэтси!

– Как?

– Как ты вела себя с Джонсонсом (или Янгом, или Олсоном, или Голдом).

– Да я ничего особенного не делала!

– Я знаю, но это выглядело так, будто ты флиртовала с ними, а если люди подумают, что ты можешь флиртовать таким образом с Джонсонсом (или Янгом, или Олсоном, или Голдом, или остальными, которых Лес с такой скоростью обошел по службе), мы никогда не получим это чикагское назначение.

Лес получил чикагское назначение, обошел Джонсонса и всех остальных, они переехали в квартиру в два раза большую их нью-йоркской, Лес смог купить пять новых костюмов и кучу полосатых галстуков, повесил на дверь табличку со своим именем и постелил на пол персидский ковер.., а потом начал бить ее. Он смешивал себе четыре коктейля вместо одного, когда приходил из своей конторы. Он прекратил разговаривать с ней, он даже прекратил слушать ее.

Он работал сначала по девять часов в день, потом по десять, а потом – по двенадцать. На уик-эндах он играл в гольф с клиентами, с кошельками и никогда – с людьми: люди Леса перестали интересовать.

Ради одного клиента он отправился на охоту, ради другого ходил на футбольные матчи в любую погоду. Еще один затащил его в Атлетический клуб. Лес Макклауд был горд, уважаем и всеми любим. Но когда он возвращался домой и встречал там женщину, которая знала одну лишь его гордость, он выпивал свои четыре коктейля, препирался с ней по поводу обеда и раздражался все больше. Она видела, что Леса доводят до отчаяния все эти отчеты, решения и ответственность. И именно тогда он начал бить ее.