Светлый фон

Прошла еще минута, и собравшиеся на балконе наконец зашевелились. Давление на мою ногу ослабло, когда кто-то отступил назад, освобождая место. Все разом заговорили, в их голосах звучало то же возбуждение, что я слышал внизу. Но я по-прежнему смотрел на площадь, на людскую толчею.

На балконе стало просторнее, и женщина-океанограф рядом со мной подвинулась вдоль перил.

– Прости, я совсем не оставила тебе места, – извинилась она. На ее лице читалось беспокойство. – Ты с ним не согласен?

– Я фетиец, – сказал я, второй раз задень, не желая слишком усложнять дела. – Глядя на нашего нынешнего императора, трудно не поверить Сархаддону.

– Просто это… противоречит всему, чему меня учили. Я больше не знаю, во что верить.

– Ты была в?..

Я нарочно оставил вопрос незаконченным, и женщина поняла.

– Да, я была в Цитадели Воды три года назад. Не знаю, видел ли ты ее, но она выглядит очень по-фетийски. Я думаю о том, что Сархаддон сказал в конце. Он все перевернул с ног на голову. – Она взмахнула руками в типично апелагском жесте досады. – Кэросий всегда был для меня легендарной личностью, человеком, с которым мне хотелось бы познакомиться, но он говорит о нем такие ужасные вещи! А то, что Этий уничтожил свою собственную столицу, всех ее жителей – как можно быть таким чудовищем?

«Каждый год, в годовщину падения Эран Ктхуна, военно-морской флот и легионы проводят службу в память о мертвых, чтобы вспомнить тот поход и смерть Этия.» Слова Телесты прозвучали в моей голове, слова, которые должны быть правдой, потому что Телеста хотела, чтобы я ей доверял. Стали бы солдаты чтить память человека, чья авантюра обрекла их семьи на смерть?

Но он был Тар'конантуром – почему он должен отличаться от остальной своей проклятой семьи? Почему должны были существовать те три исключения в литании смерти и крови, которая сопровождала нас потом из века в век? В глубине души я знал, что Сархаддон говорил все это только ради достижения своей цели, и два месяца назад я бы не поверил ни единому его слову. Но то было до моих встреч с Оросием.

– Вот ты где! – Это снова была Палатина, но ее лицо выражало не сомнение, а озабоченность. Менее оцепенелая, чем я, она сама представилась женщине-океанографу, которую звали Алсианой.

– Кузены? – поинтересовалась Алсиана, когда я тоже назвал ей свое имя, и Палатина кивнула. – А у тебя не такой ошеломленный вид.

– Я не верю Сархаддону, – ответила Палатина. – У него превратный взгляд на вещи. Допустим, Цитадели были основаны так, как он сказал, но разве это автоматически означает, что их основатели были теми самыми палачами, о которых он говорил? Военные до сих пор считают Этия героем, а они бы так не считали, если бы он впустую потратил столько жизней.