– Так это был ты? – удивилась Алсиана. – Я слышала, что кто-то это сделал, но не от Персеи и не от ее людей. Но почему, ведь ты даже не один из нас?

– Спроси Персею, – посоветовала Палатина, вновь опережая меня. – Она тебе расскажет.

«Разве Персея знает? – спросил я себя. – Разве кто-нибудь знает?»

Причина была та же, что у Алсианы. Кроме того, я не выношу страдания.

– Спрошу, – кивнула Алсиана, – но спасибо тебе.

Она отвернулась, ничего больше не говоря. Я заметил в гостиной Алидризи, наблюдающего за нами. Поймав мой взгляд, он тоже отвернулся и пошел в другую сторону. Все было таким же, как до речи: свет, сама комната – и люди по-прежнему были неуверенны. Но настроение стало более серьезным.

– Ну кто тянул тебя за язык? – спросил я Палатину. – Незачем было ей говорить.

– Они не должны считать нас докучливыми чужаками.

– А теперь мы станем своими?

– Не обязательно. Но они будут знать, что ты оказал им услугу, и если когда-нибудь мы попадем в настоящую беду, это может оказаться спасательным кругом.

– Опять рассчитываешь политическую выгоду, даже после этой речи? Твой расчет оправдается только в том случае, если здесь нет подвоха.

– Что с тобой, Катан? После встречи с Сархаддоном ты два дня почти не разговариваешь. Ты ведь не веришь его россказням об Этии и о прочем? Разве чудовище, о котором он говорил, могло написать «Историю»? Нельзя написать такую большую книгу о пережитом, не выдавая своей истинной натуры. Кэросий не был безумным палачом, так откуда у тебя такое мнение о нашей семье? Даже моя мать, как я уже сказала, была не очень хорошей матерью, но она не бессердечная. А ты сам? А я? Ты и нас считаешь чудовищами?

– Нет. Я ведь сын Персея? – Я пристально взглянул на Палатину. – Он всегда больше интересовался живописью и стихами, чем управлением империей. Мой другой отец – то есть граф Элнибал – сказал, что женитьба на моей матери была единственным решением, которое старый император принял сам. Много пользы это ему принесло.

– Ты и ее будешь презирать? – тихо, очень спокойно спросила Палатина. – Она не Тар'конантур, в ней нет ни капли жестокости. Она любит море, как ты, и она намного храбрее, чем был твой отец. Ты можешь думать, что кровь Тар'конантуров – единственно важная часть твоей личности, но все мы имеем двух родителей, а ты никогда не спрашивал о своей матери.

Все вокруг меня потеряло всякое значение, и я ощутил смесь вины и стыда, сознавая– насколько справедливы ее слова. Люди говорили о моем брате и моем отце, но только мой приемный отец, граф, однажды упомянул императрицу. Для меня моей матерью всегда была и будет графиня Лепидора. Персей никогда не будет моим отцом: он больше походил на деда, умершего до моего рождения.