—
Незнакомый чародей махнул мне рукой и исчез.
— А теперь пойдем, — сказал я.
Я поставил ведро на пол, обхватил Тику сзади, крепко сжал ее в объятиях, наклонился вперед, и мы вдвоем кувырком пролетели сквозь светящуюся поверхность.
Мы со всплеском приземлились в зарослях тростников у самой воды. Я сел, отплевываясь. Тика лежала рядом со мной, лицом вниз. Я перевернул ее и вытащил на берег. Она долго откашливалась, сплевывая тину и ил, а потом неподвижно лежала с закрытыми глазами, едва слышно дыша, пока я носил чистую воду в ладонях, чтобы промыть ее многочисленные раны. С головой погрузившись в ее лечение, я и не заметил, как спустился вечер. Ночные птицы закружились в небе у меня над головой. Бредущая по воде цапля подошла к нам буквально на расстояние вытянутой руки, пристально наблюдая за мной. Я счел это добрым знаком.
Сделав все, что было в моих силах, я помылся сам, и мы, мокрые, сидели бок о бок, дрожа на легком вечернем ветерке.
— Ты так и не спросил меня, — наконец сказала Тика, — что случилось с мамой.
— Я боялся.
— Фракция Зеленых пришла к власти вскоре после того, как ты… исчез. Мама кричала, звала тебя, когда солдаты пришли за ней. Но тебя не было… Ты так и не пришел к ней на помощь…
Я не знал, что сказать. Я взял ее за руку. Она пододвинулась поближе ко мне, чтобы согреться.
— Да я и не думаю, что ты сумел бы ей помочь, — с трудом выговорила она, глядя на зажигающиеся на небе звезды. — Говорят, что царица… мама, да и я тоже, бы ли узурпаторшами, бесчувственными, бесчестными, не имеющими ничего святого… что мы взошли на трон лишь в результате убийства… И что я могла возразить?
После длительного молчания я спросил:
— А что мы теперь будем делать, Тика? Ты сама по пытаешься стать царицей?
Она заплакала, вначале почти беззвучно, потом ее плач перешел в истерические рыдания с громкими хриплыми всхлипываниями: