Светлый фон

Башня двигалась прямо на Коувхитский утес. То, что наросло на ней в море, не могло до конца скрыть метки явно искусственного происхождения, нанесенные по трафарету предупреждающие надписи. Остатки краски: обведенная в круг буква Н.

Еще один шаг – потому что она действительно передвигалась неуклюжими шагами, – и вся огромная масса оказалась над поверхностью, вода хлестала из нее со всех сторон. Теперь она брела, переступая ногами. Бетонными цилиндрическими колоннами толщиной с дом или с хорошую дымовую трубу каждая. Сначала вперед продвигались две с одной стороны, потом – две с другой. Какие-то трубы болтались с изнанки ее днища, находившегося на уровне крыши многоэтажного дома, их пучки отваливались и падали назад в море. Она несла на себе стальные контейнеры, развалины домов, похожие на трущобы, старые подъемные механизмы, лифты, из провалов шахт которых извергалась черная вода.

В нескольких бросках волны от берега она остановилась. Лизнула воздух языком пламени размером с дом.

– П-36, – произнес Дуган. – «Петробрас».

Под ними один из автомобилей снова зажег фары. Вышка шарахнулась в сторону. Дуган зашипел с досады. Но огни тут же погасли, и, немного погодя, он сказал:

– Ладно, наверное, обойдется.

Платформа остановилась на одном уровне с их утесом. Теперь девочке стала понятна причина ее неуклюжести. Каждая пара опор с одной стороны завершалась горизонтальными распорками, так что ей приходилось двигаться, как четвероногому, поставленному на лыжи. Там, где она стояла, глубина достигала футов десяти, но под ее опорами они казались лужицей под ботинками ребенка. Хотя никакого лица у нее, конечно, не было, все же хотелось сказать, что она повернулась лицом к северу и заскользила-затопала по мелководью вдоль берега.

– Скорее, – бросил Дуган. Они помчались по тропе вдоль края утеса, нырнули в тень живой изгороди справа и продолжали бежать, а вышка нефтяной платформы раскачивалась над кронами деревьев параллельно с ними.

– Затонула в две тысячи первом, – сказал он. – Месторождение Ронкадор.

– Сколько погибших?

– В смысле, утонувших? Нисколько.

– А ты… это первая?..

Он на мгновение остановился, повернулся и взглянул прямо ей в глаза. В тишине было слышно гудение пламени на вышке. Скрежет напрягающегося металла.

– Детка, я никогда раньше ее не видел, – сказал он.

Тропа пошла вниз.

Когда ее отец уезжал, она была еще слишком мала, чтобы придумывать разные истории о его подвигах, гордиться им или бояться. Она помнила только его возвращения, когда он, усталый, измученный человек, осторожно сажал ее к себе на колени, нежно целовал в макушку, дарил привезенные из дальних стран конфеты и игрушки. Когда она подросла и спросила его о том, чем он занят в этих своих поездках, он отвечал так расплывчато, что она почувствовала себя виноватой и решила никогда больше ни о чем его не спрашивать. Не спрашивала она и о его увечьях.