В ряду домов, смотревших фасадами на железную дорогу, Уильям отыскал склад, где местные лавочники хранили излишки товара. Он заглянул в закопченное окно. Прошел поезд. Маленькая девочка, игравшая с куклой в канаве, подняла голову.

Домовладелец, престарелый бандит на покое, согласился на предложенную цену. Уильяму удалось внушить ему мысль о том, что его нельзя отвлекать во время работы и вообще заходить к нему в комнату или пускать туда людей, так как ему, вполне возможно, придется использовать опасные химикаты. Тот, несомненно, вообразил, что речь идет о подпольной лаборатории по производству спиртного или наркотиков. Уильям не стал его разубеждать.

– Сможете держать подальше от моих дверей местных мальчишек? – спросил Уильям.

– Пусть только сунутся.

Прокрадываясь в полуразрушенный пожаром дом, Уильям был готов к тому, что там рядом с телом его уже поджидает полиция. Но нет, внутри были по-прежнему только грязные тряпки и мясо. Лунный луч светлым пятном лежал на полу чуть в стороне от останков: работа неопытного декоратора.

Три жуткие ночи Уильям курсировал между пожарищем и своей новой лабораторией. Торс он перенес в чемодане. Затем, в нем же, ноги; затем обе руки и голову – в ранце. Основательно пропитанная химикатами, его ноша не смердела и не разваливалась на куски, но пахло от нее все же не очень хорошо.

Замечал ли кто-нибудь в те дни, каким он был усталым? Пострадала ли его учеба, снизилась ли успеваемость? Думаю, что нет. Мы все много работали и все изрядно уставали. Тайные изыскания Уильяма приводили лишь к его периодическим отлучкам, но и это было делом вполне обычным. Мы, студенты, всегда прикрывали друг друга в таких случаях: «О, Брайс сегодня лежит, сэр, у него температура». Эти мелкие обманы давно стали для нас второй натурой. Да и профессора, хотя подозревали, что тут не все чисто, не портили нам игру и только сухо просили передать прогульщику их пожелания скорейшего выздоровления.

Мы с Уильямом работали тогда за разными столами, но я уже успел немного узнать его. Он был не из тех, к кому тянутся люди, да и я тоже.

Как-то вечером, когда мы оба были в гостях у Брэдли (отчаянного бахвала, которого все терпели только из-за его клуба), всеобщее внимание обратилось ко мне.

– А что такое стряслось? – приставал с расспросами Ледвит. Он был хороший малый, не вредный, но во хмелю глупел. – Чего это ты вдруг свалился к нам прямо посреди семестра, да еще в такой спешке? Ты же вроде из Дарема, нет? – Он фыркнул. – Уж не в девчонке ли тут дело? И почему именно Глазго?