Гребаный Корта. Гребаный Корта!
У тебя есть большая пушка, но ты кое-что забыл: чтобы защититься от большой пушки, надо что-то поместить между нею и собой.
Он ждет, пока закроются двери, и вызывает Денни Маккензи.
– Приведи мне Робсона Корту.
Гребаного Корту.
* * *
Выше восемьдесят пятого не идут ни подъемники, ни ладейры. По лестницам, обычным и приставным, по ступенькам и перекладинам, Вагнер Корта забирается в верхнюю часть города. В Байрру-Алту, к его навесам и карнизам, его туннелям и веревочным мостам, к его обездоленным и бесконтрактным; на самую верхотуру, в те места, где воздух с шумом выходит из вентиляционных отверстий, вздыхает вокруг трубопроводов и тарелок антенн – узкие сетчатые помосты под Вагнером дрожат в такт машинерии, и если этот ритм вдруг меняется, он хватается за перила и вынуждает себя смотреть только вперед. Посмотреть вниз, сквозь сетку, означает вызвать приступ головокружения. Падать два километра, прямиком на проспект Терешковой.
Выше сотого этажа нет даже перил. Вагнер бочком пробирается вдоль сварных швов, мимо резервуаров с водой, покрытых холодным конденсатом. Он сидит пять минут, прислонившись к теплой боковине теплообменной трубы, собираясь с духом, чтобы перешагнуть трехметровый зазор между двумя блоками контроля влажности. В конце концов он хватается двумя руками за провисающие кабели и, раскачавшись, прыгает на выступ, расположенный с другой стороны. Смерть от электрического тока быстрее смерти от падения. И все же здесь есть признаки человеческого обитания: бутылки с водой, обертки от протеиновых и углеводородных батончиков, которые занесли в углы и щели вечные искусственные ветра самой высокой части Меридиана. Даже заббалины с их легендарным рвением в переработке каждой молекулы углерода не осмеливаются подниматься на такую высоту. Выше только солнечная линия, и Вагнер чувствует это – на него как будто что-то постоянно давит, ослепляя. Крыша мира горит. Тем не менее флуоресцентные символы, идеограммы свободных бегунов, указывают на еще более высокие тропы.
Он пересек моря и возвышенности, сражался с монстрами и ужасными тварями, был свидетелем храбрости и отчаяния, приблизился к энергии, которая могла бы пробить дыру в городе и впустить в него вакуум. Он страдал от истощения и голода, обезвоживания и гипотермии, роботов и радиации. Эти последние полкилометра пути к Робсону, чтобы найти и обезопасить его, хуже всего, что было. Положите перед ним тысячу километров стекла, бросьте его в самое пекло восстания или войны роботов, обстреляйте ледяными снарядами на гиперскорости: он как-нибудь выкрутится. Но поместите перед ним трехметровую щель и двухкилометровую пропасть, в которой воет ветер, и его парализует. Вагнер боится высоты.