«Они должны были спуститься в Новый Город, – пробормотала сестра Мэри. – Если только это не какая-то церемония… Ведь мы им дали соль…»

Раймонд угрюмо усмехнулся: «Кто их знает, этих флитов? От них можно ожидать чего угодно».

Мэри изрекла более фундаментальную истину: «От кого угодно можно ожидать чего угодно».

«Но прежде всего от флитов… Они даже умирать решили без нашего утешения, без нашей помощи!»

«Мы сделали все, что могли, – сказала Мэри. – Не наша вина!» Последние слова она прошептала так, словно боялась, что все-таки была в чем-то виновата.

«Нас никто не может ни в чем обвинить».

«Кроме инспектора… Флиты процветали, пока мы не основали здесь Колонию».

«Мы им не мешали. Ни во что не вмешивались, не нападали на них, пальцем их не тронули. По сути дела, мы из кожи лезли вон, чтобы им помочь. А в благодарность они сносят наши ограды, подрывают берега канала и забрасывают грязью свежую краску!»

Сестра Мэри тихо произнесла: «Иногда я ненавижу флитов… Иногда я ненавижу Ореол. Иногда я ненавижу всю Колонию».

Брат Раймонд прижал ее к себе и погладил ее аккуратно перевязанные пучком светлые волосы: «Как только одно из солнц взойдет, ты сразу почувствуешь себя лучше. Пойдем?»

«Еще темно, – с сомнением отозвалась Мэри. – На Ореоле и днем-то лучше не ходить далеко».

Раймонд выпятил подбородок и взглянул наверх, в сторону Часов: «День наступил. Так показывают Часы. Такова действительность! Мы обязаны не забывать о действительности! Это наша единственная связь с Истиной и здравомыслием!»

«Ладно, – сказала Мэри, – пойдем».

Раймонд поцеловал ее в щеку: «Ты у меня храбрая. Ты делаешь честь всей Колонии».

Мэри покачала головой: «Нет, дорогой. Я не лучше и не храбрее других. Мы прилетели сюда, чтобы поселиться и жить не по лжи. Мы знали, что нам придется тяжело работать. Слишком многое зависит от каждого, слабости здесь нет места».

Раймонд снова поцеловал ее, хотя она со смехом протестовала и отворачивалась: «И все равно я думаю, что ты храбрая – и самая лучшая».

«Возьми фонарь! – напомнила Мэри. – Несколько фонарей. Никогда не знаешь, сколько будет продолжаться эта… эта несносная тьма!»

Они направились вверх по дороге – пешком, потому что в Колонии частные экипажи с силовыми приводами считались общественным злом. Впереди, невидимая в темноте, высилась Гран-Монтань – резервация флитов. Но даже в темноте они ощущали грубую силу утесов – так же, как за спиной они чувствовали умиротворение аккуратных полей, оград и дорог Колонии. Супруги пересекли канал, отводивший извилистую реку в сеть ирригационных арыков. Раймонд посветил фонарем в бетонное русло. И они застыли в молчании, более красноречивом, чем проклятия.