Точно, у нее был сын, поэтому она и меценатствует, чтобы залечить рану на сердце. Несчастная женщина!
– Я нисколько не опасаюсь вас, – возразил я, прикладываясь к холодному лимонаду. После мороженого хочется смыть липкую сладость с нёба и языка. – Весьма благодарен вам за помощь! Только не знаю, когда смогу отдать такую большую сумму! Лет через десять, не раньше.
Снова заливистый смех. Рука княгини прикрывает мою руку и легонько сжимает.
– Скажу тебе по секрету, что ничего отдавать не нужно, – зубы у Аксиньи Федоровны ровные, белоснежные. – Ни через десять лет, ни через сто. Это мой подарок.
– Но за что? – восклицаю я. – Почему именно я?
– Ты похож на моего сына, – легкая тень набежала на лицо собеседницы. – Этого достаточно. У меня в Новгороде есть родственники, к которым я частенько езжу. Просто случайно мне попались фотографии ребят из приюта. Существует императорская программа по усыновлению сирот. Снимки детей публикуются в каталогах, чтобы кто-то из взрослых мог посмотреть и оценить, кого можно усыновить или удочерить. Там и увидела тебя. Мне так было больно, что в тот момент не могла забрать тебя из приюта!
Опять слезы. Платочек порхает от одного глаза к другому. Да, я помню, что к нам приезжал фотограф и целый день проводил «сессию», как он выразился. Мне тогда было лет десять. После его визита мы осаждали Барыню чуть ли не месяц, канючили, чтобы нам фотки дали. Оказывается, вот куда они пошли. В каталоги.
Мне слегка не по себе. Не люблю плачущих девчонок, а о женщинах вообще разговор не идет. Слезы – это очень страшное оружие, как мне «по секрету» сказал Сидор. Женщины всегда пользуются мокрыми глазами, чтобы получить свое. Я попытался выяснить, о чем идет речь, что значит «свое», но инструктор неопределенно отмахивался и не раскрывал страшную тайну взаимоотношений мужчин и женщин.
– Извините, – бормочу я. Мне действительно жаль княгиню, потерявшую своего сына. Хочется сделать для нее что-то хорошее, доброе. Но сижу как болван, уткнувшись взглядом в пустую вазочку, где скопилась лужица растаявшего мороженого.
– Да все в порядке, – махнула рукой госпожа Мамонова, решительно пряча платок в сумочке. – Все, хватит рыдать. Мне так легко на сердце стало, Ан… Вик, если бы ты знал! Спасибо тебе! А взнос за тебя я уплачу, не переживай. Если понадобятся средства, ты только скажи Ивану Олеговичу. Он со мной свяжется, и мы решим проблему.
– Мне бы не хотелось вас беспокоить, – пробормотал я, внутренне ликуя. А почему бы и нет? Если я похож на сына княгини Мамоновой, надо пользоваться моментом ее душевной щедрости. Нет, я не собирался цинично «выдаивать» несчастную женщину, но отныне финансовая прореха в моей жизни может затянуться. Лучше быть должным Аксинье Федоровне, чем Булгаковым.