День второй

День второй

– Хватит! Залежался! – пинает Нечая чернец-надзиратель, – поднимайся.

Рано или поздно это должно было случиться… Не век же лежать здесь больным… Нечаю кажется: еще один день, и он сможет встать нормально. Всего одного дня не хватило… Ну что монахам надо? Не все ли им равно?

– Поднимайся, или плети схлопочешь! – нетерпеливо ворчит чернец.

Нечай втягивает голову в плечи: этого он не выдержит… По тоненькой, сухой пленке, едва стянувшей раны… Он поднимается сначала на колени и берется рукой за бревенчатую стену. От слабости рука дрожит, и пальцы срываются со стены, когда он начинает вставать.

– Давай, не прикидывайся! Ты и год пролежишь, если тебя на работу не выгнать.

Это точно. Нечай бы лежал еще год, и два, и десять. Лежал бы, и никогда не вставал. Но не хватило-то всего одного дня. Он с трудом разгибает трясущиеся от напряжения колени и вспоминает о рубахе. Надо было надеть ее, пока он стоял на коленях. А теперь придется нагибаться.

Страшная мысль пробивается сквозь сон: этого не было. Так могло бы быть, но этого не было. Он трижды поднимался на ноги после кнута, и каждый раз это происходило не так! Это не прошлое, это – его настоящее! Это – на самом деле, это не во сне!

Холодный, росный рассвет встает над рудником: Нечай смотрит в июньское бело-розовое небо, тяжело переставляя ноги. Теперь он не думает о свободе, он не хочет стать птицей и улететь, не хочет бежать по полю, раскинув руки и с разлета падать в траву: мысли о свободе причиняют невыносимую боль. Не вышло. Ничего не вышло и никогда не выйдет. До самой смерти. Так может и не стоит долго мучится?

На горизонте, на фоне розового зарева рассвета, ему видится бесконечная снежная дорога. Та дорога, по которой он ускакал от погони на невзнузданном коне. И в конце ее – поджидающие его конные монахи. Те, которых там быть не могло…

Нечай проснулся, сотрясаясь от рыданий. Скоро сны поменяются местами с явью. Скоро эти четыре месяца дома начнут сниться ему по ночам, и он сам перестанет верить, что все это случилось наяву. Скоро он проснется в холодной клети под рваным армяком, надеясь нащупать под собой теплую овчину, и не найдет ее. Что есть явь? Может, теплая овчина только снится ему, а на самом деле он давно на руднике, спит и видит счастливый сон? Слезы лились из глаз, и рыдания судорогой надрывали ребра.

Он никогда не станет домовым, потому что никто не даст ему умереть дома. Никогда не будет озорничать по ночам, а днем прятаться за печкой. Он так и не доучит ребятишек. А может, не ждать, пока за ним приедут из города? Пойти, повеситься на сеновале…