Крики Стадзика постепенно перешли в протяжный звериный вой, в котором уже не было ничего человеческого. Только боль, сломавшая наконец-то гордого шляхтича, обнажившая присущее всякому желание жить и ужас перед смертью.

– Смотри, смотри…

Кони остановились.

Рошиоры навалились вчетвером, приподнимая кол. Толстый необструганный его конец утвердили в ямке – когда выкопать успели?

Стадзик повис на высоте полутора сажен над землей, медленно опускаясь под своей тяжестью.

«Если в сердце войдет, – подумал Ендрек, поражаясь своей способности мыслить холодно, – значит, повезло. Мучиться не будет».

Крик Стадзика стал тише – не может человек долго орать без риска сорвать горло – и вскоре перешел в хриплый, надсадный стон. Рошиоры утратили интерес к посаженному на кол, за исключением Митряна, утаптывающего набросанную в ямку землю. Но вскоре и он, пошатав жердь и убедившись, что кол установлен надежно, направился следом за прочими к пленным лужичанам.

– Ты следующий, – прошипел пан Гредзик, обжигая ухо горячим дыханием.

– Ты. – Палец мазыла Тоадера недвусмысленно указывал студиозусу прямо в грудь. – Ты можешь спастись, а можешь разделить его долю. Где казна?

– Не знаю.

– Да не знает он! – выкрикнул пан Юржик.

– Ничего. Сейчас расскажет и что знает, и что не знает.

– Не бери грех на душу, мазыл Тоадер, – едва ли не взмолился пан Бутля. – Бери меня, коль так невтерпеж!

– Тебя? – озадаченно произнес угорец. – Впервые вижу, чтоб человек добровольно на пытку шел. Вразуми уж дурня, что так?

– Да просто так.

– Ну, вот ты совсем меня за дурака держишь, оказывается. Не верю.

– Ну, пускай будет… Хочу, чтоб парнишка пожил еще хоть малость.

– Не верю. Или ты святой, пан Юржик?

– Не святой.

– Потому и не верю.