– Сп-сп-спасибо. Растолковала, пани сотник. Все ттеперь ясно.

– А мне так не все, пан Войцек.

– И что ж н-не ясно тебе?

– Да, понимаешь… Что за служба такая коронная – грузы на Хоров гонять? Одной телеге – шесть человек охраны. Или больше было? Помнится, ты говорил, рошиоры твоих людей посекли.

– Б-больше, – не стал спорить пан Шпара.

«Эх, знала б она, сколько нас из Берестянки вышло», – подумал про себя Ендрек.

– Так что за груз у тебя такой, что ему десяток охраны нужен? Рошиоры за ним охотятся, опять-таки.

– Этого я тебе сказать не могу. Не мой секрет. Не мне и открывать.

– А чей секрет, пан Войцек? – нахмурилась Либушка. – Коронная служба, говоришь? Чью волю выполняешь? Зьмитрока Грозинецкого, который Господа забыл и отменить Контрамацию требует? Юстына, короля самозваного? Спору нет, дело нехитрое – электоров взбунтовавшейся толпой запугать и короной завладеть… Пускай он ее удержит хоть бы годик. Или, может, нового великого гетмана, пана Твожимира, герба Журавель?

– Помилуй, пани Либушка. – Войцек невольно улыбнулся. – Застыдила ты меня совсем. Слов нет, пескарь в руке лучше, чем журавль в небе…

Порубежники сдержанно загудели. Видно, не оценили шутку по достоинству.

Меченый окинул их взглядом исподлобья и продолжил:

– …если ты з-заметила, пани сотник, выговор у меня малолужичанский. Спутники мои т-тоже, за малым исключением, с севера, с берегов Луги. Так с ч-ч-чего ж ты взяла, что мы руку новой власти держим? Мы приказ выдвигаться в поход получили еще от подскарбия пана Зджислава Куфара, да бла-агословил нас митрополит Выговский, патриарх Великих и Малых Прилужан Богумил Годзелка собственной персоной. В том могу поклясться честью шляхетской. И любой из тех людей, что со мной, подтвердят с церковным знамением мою п-п-правду.

Пани Либушка выглядела озадаченно. Клятва шляхетской честью – не пустячок, не безделка какая-нибудь. И все же… Непрекращающаяся пограничная война с кочевниками, понимающими правду по-своему, приучила ее верить словам меньше, чем хочется сразу. Воин-гаут запросто мог соврать врагу, поклявшись своими языческими божками и могилами предков, и не посчитать это ложью и клятвопреступлением. Просто с врагами и разговор особый. Разве ж это люди? Ложь не считается ложью, а клятва – клятвой. О пренебрежениях честью грозинецкого владыки – Зьмитрока – ходили под Хоровом едва ли не легенды.

– Что в сундуке? – спросила она напрямую.

– Не могу тебе этого сказать, – удрученно тряхнул головой пан Шпара. – Н-не могу…

– Как же я тебе поверить должна, коль ты мне всей правды не говоришь?