Излюбленный, прекрасный, неизменно выигрышный ход — «предай предателя» был заказан, поскольку он не знал настоящего имени лже-Рикира, а серебряная коробочка и стеклянный флакончик находились у Батара. Если бы Сюрг сумел правдами и неправдами выцарапать их у костореза, можно было бы предъявить отраву и противоядие Хозяину Степи… Тем более, после чудесного излечения Имаэро заморским врачевателем, Хурманчак, судя по слухам, намеревался учинить дознание и выявить отравителя. Если бы Батар согласился выслушать старинного приятеля, он, быть может, сумел бы, взывая к старой дружбе, уговорить его отдать коробочку и флакон Энеруги, присовокупив Сюрго-вы заверения в бесконечной верности Хозяину Степи. Дескать, тысячник, дабы сохранить все в тайне и тем облегчить поимку отравителей, вручил коробочку и флакон косторезу…

Ах, да что там говорить! Вариантов спасения, в которых участвовал Батар, было много, а вот без него… Но зачем, спрашивается, тому делить награду с бывшим дриятелем? Ведь Сюрг, даже при самом удачном стечении обстоятельств, не мог указать злоумышленника, а если нет злодея, которого можно наказать, нет и награды. Зато ежели в злоумышлении против Хозяина Степи обвинить Сюрга…

О, тысячник «беспощадных» прекрасно понимал не желавшего его видеть Батара! Не мог он уразуметь другого: почему тот не выдал его до сих пор? Это-то и побуждало его являться к дому костореза день за днем, надеясь на… Напрасно, впрочем, надеясь.

— Глядите, Зачахар! Зачахар и с ним лекарь! Тот самый, заморский, который излечил Имаэро!..

Сюрг прислушался к гудению толпы, собравшейся на углу Триумфальной улицы, откуда открывался превосходный вид на раскинувшуюся перед дворцом площадь.

Присоединившись к воинам, чиновникам, продавцам лепешек и прочим зевакам, он с любопытством разглядывал вышедших из дворца мага и лекаря. Невысокий тщедушный Зачахар сильно проигрывал в сравнении со статным аррантом, вьющиеся золотые волосы которого и пронзительные зеленые глаза притягивали к себе взгляды смуглых, черноглазых и черноволосых степняков. Длинные пегие волосы мага, бледная кожа и презрительное выражение ничем не примечательного лица не слишком-то располагали к нему людей, и, отдавая себе отчет в том, что внешность его несколько не соответствует занимаемому им при дворе положению, одевался Зачахар нарочито броско. Черно-алый плащ, халат из тяжелой золотой парчи, высокий колпак, на котором, словно звезды на ночном небосклоне, сияли яркие самоцветы…

— Н-да-а-а!.. — Сюрг сморщился и перевел взгляд на арранта, кутавшегося от порывов студеного, налетавшего с Урзани ветра в толстый белый плащ.