…Нет, это не я говорю. Это я всё слушаю. А за меня лепечет какая-то растекающаяся зелёною слизью тварь.
…Драконы, Тёмные и твари Салладорца сплелись в один жуткий клубок. Магия против когтей, заклятья против пламени. Призраки схватились с наделёнными плотью. Там трещала и рвалась сама реальность Эвиала – враги не разменивались на какие-то там молнии и огнешары.
Откуда-то возникает картина – Клара и воительница Райна, вдвоём на чёрном драконе, так напоминающем Сфайрата, несутся среди облаков дыма над знакомой опрокинутой пирамидой, до сих пор охваченной пожарами; а навстречу им – колоссальная, от земли до неба, фигура, раскинувшая руки, в пылающих яростным светом белых одеждах, испачканных на боку чем-то красным, вроде крови.
Даже Клара не сдалась. А ты лежишь.
Слова-калеки, слова – смутные письмена. Нет смысла, нет цели, ничего нет.
Где то волшебство, что позволит мне встать?
Нет, не волшебство. Оно тут и вовсе ни при чём.
Из глубины памяти пробивается тёплый луч, картина, давно и тщательно отгоняемая: он, мама и отец высоко в окружающих Долину горах, на лугу возле тщательно выложенного водопада. Водопад сделала мама по просьбе мессира Архимага, Кэр это твёрдо запомнил. Грохочущий поток низвергается с вершины острой скалы, где воде, вообще говоря, взяться неоткуда. В каменной чаше у подножия водопада – круглые листья водяных лилий, мама придала им ещё и аромат, какой никогда не встретишь в природе.
Да, это был их последний день вместе. Отец уходил усмирять восстание Безумных Богов, мама… уходила тоже. Кэр не помнил, куда и зачем. Главное – что она оставляла его, не брала с собой. Бросала на тётку. Аглая была доброй, но всё равно – как может она заменить его
Грохочет водопад.
«…и вспененного демона ничем не усмирить!» – дочитывает мама вслух чьи-то стихи.
А его усмирили.
Что-то горячее пробивается по самому краю сознания и памяти – грохот водопада, блеск солнца среди круглых смарагдовых листьев, шершавость нагретого солнцем Долины камня.
Мама, отец! Я вас подвёл.