Мытник недоверчиво глядел на Безрода и щурился. В сумерках плохо видно, смеется седой или нет. Хорошо бы смеялся. Только стариков, шутя укатывающих дружину воев, не хватало в Торжище Великом!

– Один укатал?

– Один.

– А сами чего? Не помогли?

– А зачем мешать?

Да что же это!? Один укатал всю дружину? Слыхал про таких. Жизни осталось на одну чару меду, а такое творят!.. Воевода говорит, за животы держались? Неужели в пузо бил?

– Наверное, у оттниров луков не было?

– Были и луки. Только и стрельцов достал. Никто не ушел.

– Я такой! – вращал глазами Тычок и тонко орал. – От меня спасу нет! Меня четверым держать только за руки…

– И четверым за язык, – усмехаясь, вполголоса добавил Безрод.

Мытник не знал, что делать, лепить на древко секиры восковицу или отправить «страшного воя» куда подальше. Слава богам, выручил седой. Выступил вперед и загородил собой Тычка.

– Мой человек. Сам пригляжу. И ответ держать тоже мне.

Мытник с облегчением выдохнул.

– Только держи его в узде. Нам тут чудеса не нужны. Да и куда мне лепить восковицу на секиру?

Так и сошел «страшный боец» на берег Перекрестня-острова.

– А знаешь ли ты, хозяин, Раггеря-купца? Где сидит, чем торгует? – спросил Безрод после трапезы.

– Что-то слыхал, – хозяин почесал затылок. – Купчина не велик, и не мал, не трус, не удал, не дальняя краи на, а самая середина. Сидит, кажется, в верхнем городе. А что за человек, не знаю. Вместе не застольничали, медов не пивали, в душу к нему не лез.

– Вороток! – позвал Сивый. – Снеси мальчишку вниз!