Гарька все-таки нашла меня. Гляжу, берег заволновался, лунная дорожка пошла рябью, вода расплескалась о берег, я даже подобралась. Нож всегда со мной. Ножны к руке приладила, когда в воду полезла. Как не забыла еще?

– Вот ты где! Далеко забралась.

– Как нашла?

– По лунной дорожке поплыла. Чего бесишься? Силу некуда девать? Вроде в бане всю оставила.

Я ничего не ответила, только швырнула в воду камень со злости.

Гарька лучше меня самой знала, что грызет мне душу.

– Это я сказала хозяйке, что мы никто Безроду. Ни ты, ни я. На нее зла не держи. Да и тебе-то что?

Действительно, мне-то что? Идем вместе бок о бок, до первой смерти. Либо он, либо я. Хотя… Мне уже давно полагается пировать в Ратниковых палатах, да что-то не пускает.

– Кто-то.

Да, кто-то. Ой, что это я? Неужели вслух заговорила, и хитрющая Гарька меня поправляет?

– Полно. Спать пора. Берегом вернемся или вплавь?

– Вплавь.

Снилось, будто несла что-то в кулаке, а потом глядь – больше нет. Обронила где-то. Утекло сквозь пальцы. Перемешались для меня сон и явь. Утром так и не поняла, спала или нет. То ли выспалась, то ли сонная.

Всю ночь как на камнях пролежала и поутру встала, ровно избитая. Ягода разместила нас в избе – меня, Гарьку и Тычка. Старик со старшими мальчишками храпел в сенях, мы с младшеньким – в палате. А где хозяюшка ночным жаром полыхала, мне оставалось только догадываться. Не в пример кособокому хлеву, стоял во дворе аккуратный амбар, полный душистым сеном, – ведь ранние луговые травы уже поспели.

А Ягода уже была на ногах, наставляла среднего мальчишку. Чтобы вволю выпас коней, да на дальнем выгоне, там бережок положе и трава сочнее, да чтобы ноги коням не забыл стреножить, да на лес поглядывал. Солнце встало, впрочем, в наш угол могло и не заглядывать. Светом, которым лучилась хозяйка, могла бы обогреться каждая травинка в округе. По всему было видно, Ягода устала, спать хотела неимоверно, но улыбалась, как будто заново родилась. И такая сладкая истома лежала на ее лице, что во мне махом взыграло ретивое. Захотелось разбить красивое лицо вдрызг. Вовремя сдержалась. Подумаешь, баба подобрала то, что я выбросила! Эка невидаль! А если по совести, Ягода ничего у меня не украла. Да и как можно украсть у человека то, что своим не считает? Так чего я в бешенство вошла? Давно, еще на родине, дружинные в годах говорили, будто душа человека темна, как лес в полночь, а бабья душа вовсе потемки непролазные. Бабы постарше с ними соглашались. Тогда не понимала. Теперь поняла. Поняла, что сама себя не понимаю. Иной из прошлого в свое будущее галопом несется, вся жизнь на скаку. Я из прошлого вышла хроменькая и не бежала – устало ковыляла в будущее. Дойду ли?