– Ты не видеть должна, а чувствовать. Чувствовать, будто стоишь за каменной стеной. Чувствовать, что тебя берегут два меча, один висит на поясе, второй на двух ногах стоит!

Ягода еще что-то говорила, но я уже не слушала. Ей только песни складывать. Такой дар пропадает, – ишь, залилась чище соловья. Пыталась представить рядом не человека, а стену, и зябко поежилась. Холодной вышла та стена. А насчет двух мечей, пожалуй, правда. Сивый и впрямь похож на меч. Пока не тронешь – молчаливый, жесткий и холодный, а тронешь – молчаливый, жесткий и холодный. Что так, что эдак. Я замотала головой. Заставила замолчать внутренний голос. Перебила, перекричала.

– А что, говорят, на полуночи лихие людишки пошаливают?

Ягода аж отпрянула. Понятное дело, отпрянула. Любой бы отпрянул. Ни с того, ни с сего разве орут?

– Лихие людишки? – Ягода переспросила. – Озоруют, сволочи. Много их. Полтора десятка, не меньше.

Сколько? Полтора десятка? Всего-то? Ты, свет-хозяюшка, расскажи про полтора десятка своему любовнику! Думаешь, испугается? Наверное, не знаешь, зазнобушка, откуда мы целый табун с собою привели? А все оттуда, спелая ты наша, одиннадцать коньков – добыча Безрода, три – моя, хотя, если по правде – все его! Еще недавно думала, что меч при Сивом, как седло при корове. Дура была. Безрод сам в драку не полезет, но и прочь не побежит. Чисто меч в ножнах! Пока в ножнах – не порежет, а выйдет на свет, – ого-го-го! Еще поглядим, чья возьмет. Одни вот поглядели. Догляделись. Эх, Сивый, меч под коростой! Не сверкаешь, но тускло блещешь, красотой рукояти в глаза не бросаешься, лишь неприметно сереешь крепостью кости. Боевой меч, а не праздная, богатая игрушка.

– Да-а-а! Полтора десятка – это сила! – не знаю, поняла ли Ягода, что едва не смеюсь, а только подозрительно на меня покосилась.

– Смех смехом, а полтора десятка насквозь проехать – не поле перейти!

– Во-во, – согласилась я. – Как мимо поедешь, каждый подарит дырку в шкуру, а если по мечу да в каждой руке… Издырявят, чисто решето. А если и вовсе вилы в бок…

– Ну вот, что, голуба, – Ягода, видать, поняла, что я раздражена. Встала. – От злобы себя в локоть кусаешь! Ничего у тебя не украла, а издеваться над воем не дам. Не дам! Ты будто собака на сене. Сама не «ам» – и другим не дам! А ему баба нужна, поняла? Теплая баба под жесткий бочок. Случается с мужчинами такое, – эка странность, правда? Если надумаешь, хоть посреди ночи уйду, а не надумаешь – твоя беда. Вот мой сказ!

Ягода повернулась и ушла. Вот так! А я осталась. Злая, уязвленная до глубины души. О боги, что со мною? Отчего глаза кровью налились, как у недоенной коровы? Сама себя боюсь!