– Мама, мамочка, справь мне голубое платьишко, – забормотала. Со всех сторон отвратительно и смачно чавкало, девятеро, жуя на ходу, пошли к воротам. – Синий сарафан, красный платок, сафьяновые сапожки и гранатовые бусики…

Заскрипело дерево – то запорный брус потянули из упоров, гулко вздрогнула площадь, и что-то тяжелое покатилось по земле. Верна едва не упала с рук долой. Где-то неподалеку ржали лошади, оглушительно свистели и воинственно гикали люди.

– Вот и заломовцы, – прошептала, отползая от ворот.

Ворвутся в город на всем скаку, и чем дальше окажешься от ворот, тем целее. Впрочем… остановилась, равнодушно легла наземь, свернулась калачиком и замерла. Пусть давят. Заскрипели ворота, и оглушительное ржание полетело в город. Прости-прощай, белый свет. Но чьи-то сильные руки вздернули с земли как пушинку и швырнули на воздух – еще подумала, надо же, как девчонку-трехлетку подбросили. Поймали и бережно опустили на ноги. Едва не крикнула: «Зачем?» – и открыла глаза. Гогон Холодный сверкает из тени башлыка белыми огнями и медленно дожевывает, по уголку губ на бороду капает кровь. «Зачем?..»

– Успели?

– Семьдесят два. – Холодный отсчитал последнее мгновение и кивнул.

Семьдесят два?.. А казалось, прошла целая вечность, но только-только из дружинной избы выбежали вои и несутся к воротам во всю прыть. Город встал на уши, из каждого двора слышны крики, лай собак, истошные визги баб.

– Вставай, Бубенец! – громогласно рявкнул Залом, и несколько боевых рогов протрубили княжеское «Бей и ломи».

Площадь быстро запрудили всадники и стремительно понеслись к терему братцев-князей. Где-то на полпути раздавят пеших дружинных – тем некуда деться, справа и слева дома – и ворвутся в распахнутые ворота.

– За мной! – крикнула Верна, стряхивая оцепенение. Показалось или только что в город влетел Пластун с лицом, искаженным ненавистью и жаждой крови? Лишь бы успеть, лишь бы успеть! Зазноба, конечно, дура, но не должны дураки умирать жестокой смертью, не должны!

Десяток Верны скользнул в темный переулок и растворился в тени. На бегу кричала: «Не выходите из домов! Братья сами разберутся! Залом вернулся!..» Просто удивительно, как дыхания хватило. На площади перед теремом уже творилось невообразимое. Всадники резали пешее воинство, словно кинжал холодное масло. Там, где на всем скаку проносились верховые, на две стороны отваливались дружинные, порубленные и отброшенные лошадьми. Как тремя колоннами ворвались на теремную площадь, так и остались три следа, будто промчались по высокой траве. Верна огляделась.