– Туда! – в кольце неизменной «подковы» выскочила на площадь из переулка, чуть левее трех срединных улиц, и сразу попала в сущее столпотворение.

Раз-два, раз-два, раз-два… Света побольше, все остальное уже пережила. И выходило, будто идут старые приятели, не сбавляя шагу, и на ходу отмахиваются от заполошных голубей. Шагов двести пролегло от переулка до теремной стены, и поначалу защитники не придали значения десятку Верны, но уж больно много шума и криков полетело с той стороны.

– Давайте, давайте! Сюда, сюда!

Двести шагов от переулка до княжеских ворот так и прошли – шагом. А когда ступили на двор терема, Верна раскрыла рот. Дружинные избы полыхали, туда-сюда с гиканьем носились конные заломовцы и секли одиночных дружинных, и всюду, куда хватало глаз, кипела ожесточенная рубка. Люди братцев-князей здесь и там сбивались в какое-то подобие пешего боевого порядка и дорого просили за свою жизнь. Городские ворота уже закрыли, и две тысячи, рассредоточенные в окрестностях, просто не успеют вмешаться. Все кончится раньше, гораздо раньше. Приметив жаркую схватку, Верна повернула десяток в самую гущу. Перед горящей дружинной избой сотни четыре бубенецких сбились в колючего ежа, только вместо мягких иголок у того обнаружились остро точенные мечи. По двору в страхе носились лошади без седоков, и от всеобщего гвалта Верна мало не оглохла.

Когда помянутые четыре сотни неведомая силища взялась безжалостно избивать сзади, и ужасом зримо повеяло и запахло, истошный рев полетел в небеса. Его и видно не было, тот крохотный десяточек, что прошил несколько сотен насквозь, вдоль и поперек, сначала располовинил, а потом учетвертил, и каждую четверть заломовцы безжалостно «сожрали». Теперь Верна долго могла бы рассказывать, каково это, стать смертью – вокруг тебя падают люди, мощными взмахами воздух свит в плотные клубы, между небом и землей висит кровяное облачко, а под ногами девственно чисто. Ни один труп не упал в горлышко «подковы», кроме одного, что сама дорубила, зато голову в сторону лучше не отворачивать – замутит. Ты сама – Костлявая – холодна, равнодушна и почти слепа. Поглядеть бы на себя со стороны, в самом деле кожа истлела, вылезли скулы и ввалились глаза?

Две сотни намертво встали у теремного крыльца, и хоть Залом не разрешил пускать красного петуха, того и гляди, от жара схватки само займется. Защитники сбились плотно, плечом не раздвинешь, ощетинились копьями и закрылись щитами. Чуть поодаль в поту и крови стоял истинный князь и, тяжело дыша, обозревал поле битвы.