Шаги Тугара-Змия послышались смутно, словно из-под толщи воды. Буслай не почувствовал, как его подняли с земли. Перед гаснущим взором возникла змеиная морда.
Дивий глядел на измочаленного гридня презрительно. Коготь взрезал кольчугу, как простое сукно, сжал железный комок в кулаке. Сквозь пальцы потек расплавленный металл, от вишневой лужи занялась трава, запахло жженой костью.
– Нет, – сказал Тугар-Змий с сожалением. – Хлипок оказался, даже неинтересно.
Поставил гридня на ноги, поддержал заботливо, ибо колени Буслая с хрустом подломились, тело зашаталось, изогнулось, как у змеи. Обычные когти со скрежетом погладили шлем. Подумал: стоит расплавить, как кольчугу, но на макушке? Однако отмахнулся: так выглядит смешнее.
– Ну, бывай, – прошипел он в залитое кровью ухо.
Крепкий пинок швырнул гридня в воздух, копчик зверски заныл. Боль скрутила кишки, небо и земля закрутились перед глазами. Земля безжалостно ударила в грудь – твердая, как камень. Дыхание вылетело со страшным свистом, гридня закружило по траве. Внутренности сорвались с укрепленных мест, загромыхали внутри, как камни в бочке. Затрещали кости – свои и чужие. С пояса сорвало один из кошелей.
Тугар-Змий довольно поглядел на замызганный кровью куль, что вломился в заросли чахлых кустов и с треском исчез. Нашарил в траве молот на огрызке рукояти, раненого коня уместил вдоль плеч. Похохатывая и пыша жаром, Змий направился в нору.
Глава шестая
Глава шестая
Сознание возвращалось урывками, заполненными жалким плачем, всхлипами. Буслай, не помня себя, полз, как раздавленный гад, в лес. Кости рук перемололись в кашу, длани подгибались, плющились. Под кожей перекатывались осколки скелета, из носа текла река, на траве висли крупные капли.
Глотая сопли от жалости к себе, дополз до стены леса. Тело сотрясли рыдания, в глазах вскипели слезы, захлестали таким мощным потоком, что вычистили дорожку на замызганных кровью и грязью щеках.
Перед глазами пронеслись сладостные картины, как бьет Тугара, крушит кости, плюет в ненавистную рожу, сворачивает шею. Чудище униженно молит о пощаде, а он разрывает того на части, омываемый потоком змеиной крови. Но стоило неловко пошевелиться, и дикая боль остудила жар в груди. Буслай припал, давясь слезами, к земле, заскулил, как обиженный щенок.
В глазах было темно, и он испугался, что ослеп, но протер глаза, морщась от боли, и понял, что уже стемнело. Небо заткала ночь, весело посверкивали серебряные блестки. Гридень всхлипнул, пополз в глубь леса. Ноги волочились, будто хребет перебили. Буслай прислушался к ощущениям и с мерзким холодком понял, что, может, так и есть.