Пальцы скользнули дальше и уперлись в кожаный мешочек, чудом уцелевший на крючке. Упитанные бока мешочка услужливо промялись. В мозгу воина полыхнула молния: там же лекарственные травы, что Лют дал еще в горах! Затеплившаяся надежда быстро разгорелась в пожар, охвативший тело.

Откуда силы взялись: Буслай собрал кучу хвороста, терпеливо чиркая трут разжег огонь, долго выдирал подкладку шлема, полоскал клепаный металл в ручье, измучился, пристраивая доспех с водой над огнем.

Из мешочка достал душистые травы, всмотрелся в дикой надежде. Сердце часто-часто бухало, кровь в кончики пальцев приливала жаркими волнами. Связки сушеной травы ломко хрустели, осыпаясь подобием пепла. Средь сухих стеблей попался клубок влажных корней: тугие, как откормленные черви, распираемые соком.

Наморщил лоб – что такое? – но смекнул: травы заварить, а соком белесых корней натереть раны. Предчувствие чуда окутало жаркой волной. Когда же мелькнула мысль, что травы могут не помочь, от страшного разочарования едва не отшвырнул шлем с греющейся водой.

С трудом взял себя в руки, дождался, когда над водой завьюжит спираль пара, а гладь зарябит пузырями. Махом швырнул охапку трав. Шлем забило под завязку, и он притопил траву палкой. Потом отставил шлем – пусть настаивается. Кое-как снял рубаху, морщась и охая при движении. Белесые корни сочно лопались под пальцами, когда он втирал их в синяки и порезы.

Под мышками зияли ровные надрезы – Змий напакостил, когда удерживал для пинка. Буслай застонал от стыда и унижения и резкими движениями втер сок в раны. Ноги смазал особо обильно, выжимая корни досуха, елозя по коже растрепанными волоконцами.

Горячий шлем согрел руки, заваренные листки разбухли и в отсветах костра казались склизкими змеями. Буслая передернуло. Край шлема прилип к губам, в рот хлынула волна страшной горечи. Скривился, чудовищным напряжением успокоил бунтующий желудок и уставился невидящим взглядом на темные стволы, слегка подпаленные светом костра.

Немедленного чуда не произошло. То холодея, то обливаясь потом, он поспешно сгреб траву и запихнул в рот. Второй жевок дался с невероятным трудом. От гадкого вкуса челюсти окаменели, а язык судорожно пытался выпихнуть мокрые комки. Буслай сжал зубы и глотал, как утка.

От едкой горечи мелькнула мысль выплюнуть гадость – перспектива остаться калекой уже не пугала. Но Буслай смирил гнусные порывы, запихал остатки трав в рот и, давя отрыжку, прожевал. Ком застрял в горле – едва не задохнулся, – но ухнул в желудок с грохотом камнепада.

В животе начались страшные рези. Буслай схватился за пузо и бессильно застонал, не отрывая взгляда от ног.