Двинулся медленно – устал, но не признавался, отговаривался осторожностью. В глазах было темно, очертания стен слегка протаивали из бархатной тьмы, в ушах стоял треск корней, пожираемых прожорливыми червяками.

Веяло опасностью – не раз обмирал от страха, чудилось, что из темноты кто-то наблюдал за мышью, прикидывал: опасен или нет? О неровный пол сбил лапки, всхлипнул: когда все кончится?!

Упрямо бежал вперед. В темноте немного рассвело, блеснуло желтыми сполохами, носа коснулось тепло. Радостно пискнул, напряг мышиные жилы, ветер засвистел в ушах.

Страшное шипение ударило плетью, хребтом ощутил приближение опасности, свет померк. Буслай забарахтался во влажном мешке, лапки уткнулись в мокрые бревна. Ужас ошпарил кипятком: его затягивало в глубь мешка, оказавшегося бездонным, мышиные легкие мучительно горели от нехватки воздуха.

Что есть силы вцепился во влажные бревна, запищал отчаянно, крохотными когтями поцарапал стенки мешка. Чвакнуло, ноги обожгла горячая волна, мешок покидало в стороны, устье распахнулось, ворвалось сердитое шипение. Буслай выпрыгнул – земля больно ударила – и рванулся прочь. Из-под лапок порскнули темные комочки.

Любопытство пересилило страх – он бежал, но, когда затылок перестал сверлить смертельный холод, обернулся. Из стены выросло толстенное извивающееся бревно. Змеиная пасть была раскрыта, сердитому шипению товарки вторили другие змеи, что выползли из земляных стен, как корни старого дерева.

– У-у, гады! – пискнул Буслай. – Расплодилось нечисти.

Неплохую стражу Тугар-Змий завел, отметил нехотя. Может, кроме змеев, еще кто есть, но прячется, не обращая внимания на маленькую мышь. А как будет выбираться… гм…

Буслай пискнул сердито и сверкнул бусинками глаз. Опять задумался в неподходящем месте! Думать надо в спокойной обстановке, чтобы ничего не мешало: ни враги, ни жена, ни дети, ни погода, ни плохое умение танцевать. А в таких ситуациях надо не думать, а делать – тогда, может, и останешься в живых.

Шерстка слиплась – что за гады пошли слюнявые? – но с каждым шагом обдувало теплым воздухом, который становился все теплее и теплее. Огромная норища ударила по глазам. Буслай осторожно обежал закуток, усыпанный соломой, где развалилась в беспокойном сне красная громада.

Гридень презрительно фыркнул: дивий живет вместе с конем, одно слово – дикий. Нора была украшена просто, вернее, не была украшена вовсе. Черный земляной потолок язвили белесые корешки, ползали тугие кольца червей, изредка падали комья. В дождь, наверно, по пояс заливает.

Очаг заменяло огромное поле углей, пышущих жаром и лучившихся ярким светом, для мыша – огромные, как валуны. Обострившееся зрение различило, что угли не простые, совсем не дерево горит. Мелькнула безумная мысль: угли горят вечно, не гаснут. Отмахнулся от дури, но ощущение колдовства не покинуло.