— Почему? — Она стояла в тени деревьев.
Корзинка покоилась на бедре. Я уловил запах грибов и тяжелых мягких лепестков бледного водяного цветка, на вкус напоминавшего сладкий перец. Подаренное мной ожерелье поблескивало на ее шее. Больше на ней ничего не было. Казалось, ее торчащие груди предлагают себя мне, словно еще один, более теплый плод. На мгновение я потерял способность думать.
— Мужчине мало доброго отношения женщины. Он хочет получить ее полностью.
Она вновь надула щеки.
— Какое глупое желание. Только сама женщина может полностью обладать собой. Ты должен быть счастлив тем, что тебе предлагает женщина, а не хотеть получить ее всю. Разве ты сам предлагал всего себя какой-нибудь женщине? Я в этом сомневаюсь.
Ее упрек больно ранил меня.
— Я бы предложил, если бы женщина полностью отдалась мне. Мне трудно быть с тем, кто отстраняется от меня. Мое сердце любит иначе, Оликея. Возможно, ваш народ любит так. Но у моего народа…
— Твой народ и мой народ — это один и тот же народ, Невар. Я снова и снова повторяю это тебе. Неужели ты не можешь запомнить? Другого народа у тебя нет, Невар. И мы предлагаем тебе все. Так почему бы тебе не полюбить нас этим твоим «сердцем»? Почему не прийти к нам навсегда и не использовать магию так, как надо?
— Для чего? — спросил я.
Мы придвинулись ближе друг к другу. Прохладная глина на берегу ручья холодила мои босые ноги. И ночь больше не казалась мне такой уж темной. В весенней воде ручья отражался свет. Такой же сиял и в глазах Оликеи. Я чуял ошеломляющий аромат раздавленных плодов. Она держала в руке ягоду. Протянув ее к моим сомкнутым губам, Оликея осторожно втолкнула ее внутрь. Ее пальцы на миг задержались на моем языке, а затем Оликея провела ими по моим губам, оставляя на них сладкий след. Я дрогнул от вкуса, аромата и ее прикосновения.
— Это новый вкус для тебя, — прошептала она. — Такие ягоды растут только в стране снов. И лишь великим позволено их есть. А я могу почувствовать их вкус только из твоего рта.
Она обхватила мое лицо липкими пальцами, притянула к себе и лизнула языком мои губы.
Терпение мужчины небеспредельно. Мои мечты об истинной любви и удовлетворении от разделенной жизни растворились под напором простой похоти. Я обнял Оликею и притянул к себе и она выпустила из рук корзинку с едой. Я ощутил вкус кожи на ее шее, вдохнул аромат ее волос.
— Помни, — тихо рассмеялась она, — я не люблю тебя так, как любит твоя сестра или кузина. И я не люблю тебя так, как любят своих мужчин гладкокожие женщины. Так что этого… — она дразняще коснулась меня, — недостаточно для тебя. Разве нет? Ты не хочешь этого от меня, верно?