Мой эскорт состоял из крепких солдат. Сержант был на полголовы выше меня, и его холодный взгляд не оставлял сомнений, что он будет просто счастлив пристрелить меня при попытке к бегству. Я постарался подстегнуть его, одарив надменной улыбкой. Они окружили меня со всех сторон. И когда я уже подумал, что судьба наконец улыбнулась мне, сержант достал ножные кандалы. Опустившись на одно колено, чтобы закрепить их на моих щиколотках, он заметил:

— Мы обещали всем женщинам нашего города, что у тебя не будет возможности избежать суда и той смерти, которой ты заслуживаешь.

На мгновение я оцепенел — как ловко у меня отняли взлелеянное решение. Он попытался сомкнуть кандалы на моих щиколотках.

— Он слишком толст для кандалов! — загоготал он, но потом так сильно их сжал, что сумел защелкнуть.

Я закричал от боли и гнева, железо ранило мои лодыжки, но сержант спокойно защелкнул кандалы на другой ноге.

— Они слишком тугие! — пожаловался я. — Я не смогу идти.

— Ты сам виноват, что такой жирный, — заметил сержант. — Идем!

Только теперь, когда он снова встал рядом со мной, я сообразил, что мне следовало пнуть его, пока он стоял на одном колене. Если я попытаюсь вырваться сейчас, то добьюсь скорее жестоких побоев, чем предвкушаемой мной пули в спину. Еще одна возможность потеряна.

Отряд выстроился вокруг меня. Мне приходилось делать короткие быстрые шажки, но я не мог за ними угнаться. Кандалы больно вгрызались мне в ноги. Через три шага я захромал. С огромным трудом я сумел преодолеть короткую лестницу. К тому времени, как двери тюрьмы распахнулись и в глаза мне ударил яркий солнечный свет, боль была так сильна, что я уже не мог думать ни о чем другом.

— Я не могу идти, — сказал я им, но в ответ меня просто толкнули в спину.

Когда я споткнулся и едва не упал, они рассмеялись. Я поднял голову и оглянулся, продолжая семенить. Лицо идущего рядом Спинка раскраснелось от ярости, и он так сильно сжал губы, что они побелели. Я перехватил его взгляд, постарался забыть о боли и зашагал вперед.

Короткий путь от камеры до здания суда стал для меня тяжелым испытанием. Лишь однажды я видел на улицах Геттиса столько народу — перед самым танцем Пыли. Завидев меня, толпа хлынула вперед. Женщина, которой я прежде никогда не видел, выкрикивала самые омерзительные ругательства, какие мне только доводилось слышать, а потом упала на землю и забилась в истерическом припадке.

— Виселица слишком хороша для тебя! — крикнул кто-то из толпы и швырнул в меня гнилую картофелину.

Она попала в одного из солдат, и он сердито взревел в ответ. Казалось, это только возбудило толпу, и со всех сторон в меня полетели гнилые овощи и фрукты. Я видел, как переспелая слива попала в Спинка, однако он продолжал шагать вперед, глядя перед собой.