Да. Больше всего на свете Вэлланор хотела увидеть сейчас хмурого и вечно чем-то недовольного графа Сигмона Ла Тойя. Чудовище, заросшее чешуей, под которой билось самое настоящее человеческое сердце.

Вэлланор прикрыла глаза. Сигмон. Окровавленный и жестокий убийца, такой далекий от образов благородных воинов, спасавших принцесс в древних сказаниях. Верный и надежный друг, чье сердце билось в такт ее дыханию. Вэлла помнила, что он сказал тогда, ночью, в лесу: «Я всегда возвращаюсь». Сигмон Ла Тойя — последняя искорка надежды в ее окаменевшем сердце. Последний лучик, не дававший Вэлланор провалиться в темноту, замолчать навсегда, отгородившись от жестокого внешнего мира стеной видений из прошлой счастливой жизни, оказавшейся столь короткой.

По бледной щеке побежала первая слеза, обжигая замерзшую кожу, словно ручей из живого огня.

— Сигмон, — прошептала королева, вкладывая в слова всю свою боль и тоску. — Пожалуйста. Вернись.

* * *

Пряный аромат сушеных трав был таким густым, что, казалось, его можно пощупать. Острый, даже скорее едкий — он вызывал необоримое желание чихнуть. Корд не мог долго ему противиться и, заранее приготовившись к последствиям, оглушительно чихнул.

Боль полыхнула яркой вспышкой во всем теле, прокатившись огненной волной от головы до пят, да так сильно, что захватило дух. Но едва дыхание вернулось к командору, как он разразился проклятиями.

Приподнявшись на локте, он очень осторожно свесил ноги с лавки, застеленной матрасом, и аккуратно привалился к стене.

Крохотная и темная комнатка над лавкой полуэльфа была пуста. Лишь в окошко, проделанное в крыше, лился тусклый вечерний свет. Но сейчас эта комната, еще недавно служившая складом для трав, казалась Демистону самым чудесным дворцом на свете. Потому что он был жив. И даже относительно цел.

Подняв руку, Демистон осторожно коснулся пальцами лица. Кожаная нашлепка на левом глазу казалась отвратительной пиявкой, присосавшейся к коже. По словам Рона, глаз сильно пострадал от удара, но еще оставалась надежда на то, что он будет видеть. Но пока полуэльф велел не тревожить рану и страшно ругался на Корда, когда тот просил снять повязку. Эта рана тревожила Демистона больше всего, ведь новый глаз не купишь и пришьешь. И никакой протез тут не поможет. Поэтому он в конце концов убрал руку от лица и коснулся левого плеча, так плотно забинтованного, что рука не могла прижаться к телу и топорщилась, словно сломанное птичье крыло. Здесь дела были лучше. Рана оказалась серьезной, но алхимик обещал, что скоро рука будет в полном порядке, хотя Демистон и не особенно этому верил. Он видел, как люди получали такие раны. И всегда дело оканчивалось скверно. Редко кто потом мог сражаться пострадавшей рукой.