Зверь утробно рычит в груди — Вэлланор… и сразу рявкает — мое!

Сигмон зарычал и сам, вжимаясь лицом в черную гриву скакуна. Он давно забыл, что бывает так больно. Казалось, все осталось в прошлом. И сердце затянула чешуя, такая же, как на его груди. Но нет. Еще болит. Кровит, как содранная болячка. За что? Почему — она? Не служанка из замка, не графиня на балу, почему — королева? Почему — сейчас? Бежать. Прочь беги, проклятый зверь, спасайся от худшего кошмара в твоей жизни. От искушения, от соблазна — ответить на улыбку. Увидеть еще раз и не сдержать стук сердца. От памяти о поцелуе и от предательского шепота в душе.

Вскинув голову, Сигмон протяжно взвыл, чувствуя, что сейчас разорвется от ярости и боли. Вороной вздрогнул и пустился галопом, унося всадника в темноту осеннего леса, не разбирая дороги. Зверь, метавшийся в груди Ла Тойя, вырвался на свободу в диком вое, рвущемся к луне, повисшей над верхушками деревьев. Луне, окрашенной багрянцем.

Сигмон Ла Тойя, растворившийся в звере, тоже кричал, пытаясь взять на поводок чудовище, рвущееся на свободу. Кричал от натуги, пытаясь запрятать ярость обратно, в самый дальний уголок, туда, где было логово зверя. Он проигрывал, уступал зверю, все глубже увязая в темноте, поднимавшейся из глубин сознания удушающим облаком. Проигрывал до того самого мига, когда краем глаза увидел темный комок, упавший сверху.

Инстинкты взяли верх. Зверь ощерился, мигом стряхнув с себя печаль, а Сигмон Ла Тойя, разом пришедший в себя, выхватил клинок.

Ворон не сбавил хода, и графу пришлось оглянуться. А потом снова взглянуть вперед, когда новая тень пала сверху, мазнув по лицу чем-то невесомым и мягким.

Он натянул поводья, и вороной захрипел, вспахивая копытами сырую землю, встал на дыбы и отчаянно заржал, роняя пену с вывернутых губ. Сигмон приподнялся в седле, занес клинок для удара… Он чувствовал боль, ощущение близкой опасности пронзало молнией от головы до пят.

Вслушиваясь в примолкший лес, Ла Тойя осмотрелся. Темнота давно не была помехой для его глаз. Он видел то, чего не смог бы разглядеть в темноте и филин. И все же он не видел ничего. Ничего, способного угрожать ему так сильно, что зверь сорвался с привязи.

Опустив глаза, Сигмон стал всматриваться в дорогу и отнюдь не сразу заметил темный комок, лежавший у обочины. Спешившись, он подошел ближе, вытянул клинок, пытаясь дотянуться до странной штуки острым кончиком меча.

На сырой земле лежала мертвая сова. Небольшая птица со странно свернутой набок головой. Сигмон нагнулся, рассматривая неожиданный трофей, и тут же распрямился, заслышав шорох над головой. Он вскинул клинок к небу, защищаясь от неведомой угрозы, и, словно в ответ на его движение, из листвы выпал маленький комочек перьев и подкатился к ногам Сигмона. За ним — второй. Из кроны соседнего дерева выпал еще один — совсем уж крохотный.