И Ханалай протянул проповеднику письмо, вернее, расшифровку оного, выполненную отменным секретарским почерком. «Господин наместник! Новый первый министр, Киссур Белый Кречет, сказал о вас: „Это ставленник негодяя Нана! Он повел войска к столице, чтобы помочь бунтовщикам“. А его помощник Арфарра заявил: „Государь! Не выказывайте ему недоверия! Осыпьте наместника дарами, но под любым предлогом вызовите в столицу без охраны!“
Кто-то положил руку на плечо Бьернссона: Бьернссон повернул голову и узнал господина Айцара, первого харайнского богача, который еще два года назад затевал отложиться от империи.
– Колдуны, – сказал Айцар, – помутили разум государя. Первый министр арестован, вместо него какой-то Киссур. Честные люди в недоумении, основы государства поколеблены: только ваши молитвы развеют чары!
– А еще, – вставил Ханалай, – в столице объявился самозванец, именующий себя араваном Арфаррой. Он пользуется полным доверием государя. Долг всех честных людей – открыть государю глаза!
Проповедник поднял глаза. Ханалай сидел перед ним, грузный, взъерошенный. «Черт возьми, – с тоской подумал Бьернссон, – они хотят, чтоб я вместе с ними возглавил восстание против империи. А если я откажусь… Да, ведь кто бы ни был этот Арфарра в столице, он не потерпит никакого бродячего двойника…»
– Я, ничтожный отшельник, – сказал Бьернссон, – всю жизнь проповедовал, что с помощью оружия нельзя победить то зло, которое в тебе, и восстановить справедливость, – неужели мне поверят, если я стану говорить обратное?
Наместник Ханалай извинился и умолк. Бьернссон посидел еще немного и попросил отпустить его.
– Куда же вы пойдете через ночь? – сказал Ханалай. – Переночуйте у меня, а утром я провожу вас с честью.
* * *
Бьернссону отвели уютную комнату с тихо потрескивающей жаровней и комариной сеткой над кроватью, – но Свен Бьернссон не намеревался ждать утреннего разговора с наместником. Убедившись, что его оставили одного, пророк стянул веревочку на котомке, выкарабкался через окно и побежал к левому углу сада, туда, где плети винограда должны были выдернуть из старой стены увенчивавшие ее каменные шипы. Подпрыгнул, ухватился за край, перекувырнулся вниз – и пропал у лесной кромки.
Давешний крестьянин, уже без ослика, – ослика отобрали Ханалаевы слуги, в отместку за сказанную о них гадость, – лежавший в канаве за воротами усадьбы, приподнял голову и тихонько последовал за пророком.
* * *
Когда оба бедняка растаяли в ночи, в дальнем конце аллеи появились двое людей. Один из них нес на палке небольшой фонарь в виде цветка орхидеи. Другой был наместник Ханалай.