– Почему бы нам не выехать из города в какую-нибудь лощину? – предложил Шаваш. – Мы могли бы взять с собой женщину и двух-трех друзей, которые поклялись бы, что не тронут победителя. А иначе какая разница, как это будет называться, поединок или казнь?
Друзья Киссура задумались, и Сушеный Финик промолвил:
– Он правильно говорит. Моя песня о поединке будет гораздо красивей, если вместо этой поломанной теплицы вы будете сражаться под соснами в лощине. Никто еще на написал хорошей песни о поединке, в котором сражались на капустной грядке.
Тогда Киссур опять приставил Шавашу к горлу меч и сказал:
– Дело обстоит в точности так, как ты говоришь, – и все-таки тебе придется поступить по-моему, ибо иначе ты будешь умирать долго и плохо, и трижды пожалеешь о своей трусости.
– Будь по-твоему, – отозвался золотоволосый хитрец.
Люди стали чертить боевой круг, а Идари повернулась к Сушеному Финику и спросила:
– А согласен ли ты, Ханадар Сушеный Финик, занять в поединке место этого чиновника, при условии, что ты получишь то же, что получит победитель?
Сушеный Финик побледнел и ответил:
– Это было бы хорошим приключением, но слова твои слишком туманны.
Идари ударила его концом черной косы по щеке, засмеялась и сказала:
– Я могла бы обмануть тебя, но скажу честно, что в этом поединке победитель не получит ничего.
Тем временем дружинники утоптали место между теплицей и грядками, начертили боевой круг и зарезали белую курицу. Позади круга они воткнули белое знамя Киссура, со знаками, приносящими счастье.
Киссур снял с себя доспехи, так как у Шаваша их не было, и остался в белом боевом кафтане с завязками для пластин; белокурые волосы его были увязаны в пучок и заткнуты стальной шпилькой с отполированной черепаховой головкой.
Киссур и Шаваш подошли к курице и окунули кончики мечей в кровь, чтобы железо проснулось. После этого Киссур предложил Шавашу выбирать сторону круга, и Шаваш стал так, чтобы солнце не било ему в глаза.
– Будут ли в этом поединке участвовать двое или трое? – спросил Сушеный Финик Киссура.
– Трое, – ответил Киссур.
– А кто же третий? – спросил Сушеный Финик.
– Смерть, – ответил Киссур.
Это были установленные обычаем слова.