Но вот наконец Вай Кау зажмурился. Надел очки. Медленно лег на спину, задумался. Долго молчал, потом сказал:

— На четверть к западу. Что ж, значит, такое здесь магнитное склонение. В этих местах магнитное склонение — на четверть к западу.

— А компас тогда почему не отклоняется? Он как показывал на Неподвижную Звезду, так и сейчас тоже самое.

— Р-ра! Компас! — фыркнул адмирал. — Мало ли, что он тебе покажет. Ведь что такое компас? Простая деревянная коробочка, а в ней магнитная иголочка. Ха-ха!..

— Кау!

— Да, я Кау. Который час?

Рыжий молчал.

— Вот то-то же! — насмешливо сказал Вай Кау. — Ночь непробудная, а ты такой шум поднял. Нет, чтобы сил набираться. Задуй огонь!

Рыжий задул. Опять в каюте стало ничего не видно. Вай Кау поворочался, затих. Рыжий, откашлявшись, настойчиво сказал:

— Глаз повернул на четверть к западу. Он нас предупредил, и потому и мы тоже должны немедленно сменить наш курс.

— Сменить! — передразнил Вай Кау. — Мы! Должны… Да ничего мы никому не должны! Кончай болтать, я спать хочу! — и снова заворочался, затих.

Ночь, тьма. Скрип, волны плещутся. Он, Океан, живой, он нас баюкает, он затаился, а ветер здесь, в этих местах — ты ж ведь читал, это во всех отчетах сказано, — а ветер здесь приходит словно ниоткуда, он словно в ваших парусах рождается и сразу рвет, и бьет, и волны враз вздымаются такие огромные, что если кто и, уцелев, потом расскажет о них, то никто ему не поверит. А зря!

Может, и зря, кто знает? Ночь, тьма. Вай Кау спит ли, нет? Зажечь, что ли, огонь? Нет, свет тебе сейчас не нужен, ты ведь и без него прекрасно знаешь, чувствуешь — глаз отклонился к западу, тем самым указав вам новый курс и одновременно с тем предупредив об опасности прежнего. А что?! Очень даже запросто в самое ближайшее время может случиться такое, что если мы и дальше будем двигаться строго на юг, то все, к чему ты шел все эти годы, одной шальной волной, одним порывом ветра и утопит. И вообще, да что ты его слушаешь?! Да он же Крот! Слепой! Слепой ведет слепых! А ты, единственный… Не спорь ты с ним! Не трать напрасно время. А утром сам пойди к грот-мачте, достань монету, покажи, а после все как есть, начистоту им, косарям и лохам, вывали. Пусть смотрят и соображают, и, может, ты их убедишь, что надо курс менять, что…

Нет. Глупее и придумать нельзя. С тем, кто приносит на корабль порчу… ну, или Тварь, а что это не Тварь, ты ни за что им не докажешь, тут и Вай Кау тебе не поможет… Так вот, с тем, кто приносит на корабль порчу, обычно поступают так: берется вот такая вот доска, кладется на фальшборт так, чтоб один ее — больший — конец лежал на палубе, а второй этак роста на четыре выступал над Океаном. И вот тебя ставят на нее, на эту доску, и ты идешь по ней, глаза твои завязаны и лапы твои скручены, груз на груди, и ты идешь себе, идешь по этой доске, переступаешь по ней за фальшборт, потом ступаешь еще раз, другой, и тут доска-качели под тобой вдруг кувыркается, и ты… Ну, понятно! И это у них называется «сходить на корм». Таким даже мешков не шьют; акулье брюхо — тоже ведь крепкий, надежный мешок!