Не говоря ни слова, Спархок снял Флейту со спины Фарэна и взобрался в седло сам.

— Хорошо, — сказал он Сефрении, — как она сделала это?

— Обычным способом.

— Она ничего не говорила и ничего не делала, как она связала заклинание?

— При помощи своей свирели, Спархок. Я думала, что ты это уже понял. Она не произносит заклинание, она играет его.

— Неужели это возможно? — с сомнением спросил Спархок.

— Ты сам только что видел.

— А ты можешь так?

Сефрения покачала головой.

— У меня нет слуха, Спархок, — созналась она. — Я с трудом отличаю одну ноту от другой, а мелодия должна быть очень чистой.

Они ехали по улицам Ворденаиса.

— Мы все еще невидимы? — спросил Кьюрик.

— На самом деле мы не невидимы, Кьюрик, — сказала Сефрения, заворачивая в полу своего плаща Флейту, которая все еще продолжала играть свою дремотную песенку. — Если бы это было так, то мы просто не видели бы друг друга.

— Я что-то не совсем понимаю.

— Солдаты видели нас, Кьюрик, помнишь, они уступили нам дорогу? Просто они решили не обращать на нас внимания.

— Решили?

— Ну, это не совсем верное слово. Скажем так: им было приказано.

Они покинули город через северные ворота, по-прежнему не замечаемые стражниками, и оказались на торной дороге в Симмур. За несколько недель их путешествия погода в Элении изменилась. Зима отступила, в воздухе было разлито дыхание весны — первая зелень, робкая зелень, появилась на ветвях деревьев и кустов по сторонам дороги. По полям за плугами ходили крестьяне, выворачивая огромные пласты черной земли. Пора дождей миновала, и на ярко-голубом небе лишь кое где были видны пушистые белые облачка. Свежий теплый ветер приносил с полей запах земли, роста и обновления. Свою рендорскую одежду они оставили на корабле, но Спархоку все еще казалось, что ему жарко в кожаной подкольчужной рубахе и теплом плаще.

Кьюрик взглядом знатока осматривал свежевспаханные поля.

— Надеюсь, мальчишки закончили с пахотой, — проворчал Кьюрик, — не хотелось бы, чтоб все это свалилось на меня, когда я вернусь домой.