Светлый фон

Острие бастарда вылезло у него между лопаток. Последние защитники ненадолго пережили своего вождя.

 

Чародей в красно-черном, называющий себя Гюрзой, осторожно замер около двери в кабинет Гийома. За его спиной нервно переступали трое гвардейцев.

— Входите. Дверь не заперта, — сказал чародей.

— Нет уж. Вы первый, сеньор, — насмешливо ответил сержант с раненой щекой.

— Я проверил, ловушек нет. Входите, сержант, вам дано задание осмотреть кабинет колдуна.

— Нет, — покачал головой старший гвардеец, — Вы, Гюрза, наш маг, хоть и взялись неизвестно откуда — вам и честь эта. Маги с магами, а рыцари с рыцарями, — заключил он, вспомнив недавно затихший бой.

Двадцать три гвардейца погибло от отравленных стрел, мечей и ловушек.

— Я же сказал: ВХОДИТЕ! — повторил чародей в красно-черном и взглянул сержанту в глаза.

Тот вздрогнул, оцепенел на мгновение, потом подчинился.

Первая ловушка была сразу за порогом. Воздушная паутина опутала сержанта и впилась в тело, разрезая на части.

Чародей выругался, после чего обернулся к остолбеневшим гвардейцам.

— Следующий! — вновь приказал он, и второй подчинился, зашагал, шатаясь, как механический автомат-игрушка.

 

Путь до стола стоил Гюрзе трех марионеток, сожженного кислотой плаща и раненной руки. Всего ловушек было около десятка. Обезвредив последнюю, чародей решил усесться за стол. В это время в кабинет беззвучно вскочила большая черная псина и вцепилась ему в ногу. Гюрза закричал от боли и ударом тыльной стороны ладони расколотил башку зубастой твари на сотню кусков. Это заклятие в конец обессилило чародея, он с трудом доковылял до дивана и упал.

Отлежавшись, остановил кровь и прижег рану носимым с собой бальзамом, после поднялся.

— Ну же, яви мне свои тайны, Гийом! — сказал он, раскрыв одну из лежавших на столе книг.

Буквы тут же исчезли со страниц, ставших девственно чистыми.

Гюрза выругался, попробовал вернуть текст. Но эта его первая злость не выдержала никакого сравнения с последующей, когда на месте букв на листах появился изображение жеста весьма неприличного, но понятного всем от крестьянина до короля.

* * *