Ворон утверждал, что история, читаемая живыми в книгах, и посмертное сновидение этих людей – суть одно и то же. Смерть только добавляет ей резкости и глубины. И утверждал, что проблема не в самой истории, а в страхе. Впрочем, страх – это тоже часть истории, говорил ворон.
Александеру трудно было понять его.
Следующий отрывок сна он вполне отчетливо вспомнил утром.
– Значит, ты решил, что все твои игры, все прочитанные книги, твои сновидения, само твое существование до и после смерти – это одна и та же история? – тревожно спрашивал он подпрыгивающую птицу.
– Да ведь это любому понятно, разве нет? – ответил ворон и выдернул травинку.
– Ну, допустим. Но если я вижу твою историю, где в это время моя собственная история? – допытывался старик.
– Ах, господи. Ну это же очевидно. Вы смотрите на меня, но видите только то, что оказывается частью вашей собственной истории. Вы видите свою историю, – объяснил ворон.
– Так что же из этого правда? Твоя история или моя? – недоумевал Александер.
– Все правда. Для меня моя история одна-единственная, потому что я в ней живу. Но одновременно моя история – бесконечное множество историй. Сколько людей ее увидят, в стольких историях я окажусь, столько жизней проживу. Но знать я буду только одну из них – свою собственную. – Птица наклонила голову, быстро глянула одним глазом и отвернулась к зеркалу.
– Так что же получается? Одна и та же история одновременно оказывается бесконечным множеством их? – Александер с трудом удерживался от желания схватить собеседника и силой развернуть его к себе. В зеркале ему никак не удавалось поймать взгляд ворона.
Но он побоялся.
– Разумеется. Это что-то вроде сети, которая держит реальность. А узлы сети там, где множество историй сходятся вместе и путаются между собой: порты и поезда, библиотеки, клубы знакомств, больницы, хотя и не все. И еще зеркала. – Ворон наконец отвернулся от металлического зеркала, которое, впрочем, оказалось огромным медным тазом для варенья.
Господину Александеру отчего-то стало страшно, но он продолжал расспрашивать:
– А как образуется эта сеть?
– С помощью мыслей и разговоров, встреч и поступков. А еще с помощью таких, как Сузи.
– Таких, как Сузи? Она не одна?
– Ну, в своем роде она одна, конечно. Но ведь есть ее сестра, ее отец, а еще те, кто делает дудки, зонтики и спринцовки для сладкого молока. И еще всякие другие. Да ты совсем ничего не знаешь, что ли? Откуда ты такой взялся? – сердито спросил ворон. – И где твой брат?
Александер закричал и проснулся.
Утро оказалось скверным. Мало того что нелепый сон оставил пренеприятнейший осадок, так еще мучило какое-то неясное воспоминание. Оно дразнило предощущением, но никак не давалось. Смутно мерещилась книга с картинками.