Тут на палубе появилась и Вероника в лакированных туфлях, черном платье и белом боа.

— Ну все, я готова. Поплыли?

* * *

Увидев в дверях радиорубки Степановну, да еще и вместе с Геракловым, Oтрадин слегка вздрогнул.

— Андрюша, простите меня! — тихо сказала Степановна.

— За что? — пожал плечами Oтрадин. — Я виноват не меньше вас.

Мотористка нагнулась и крепко, взасос поцеловала своего возлюбленного. Потом, не говоря ни слова, почти выбежала из радиорубки. Гераклов недоуменно пожал плечами и поспешил следом за ней.

* * *

Когда шлюпка со Степановной, лопатами, провизией и Вероникой отплыла в сторону острова, на палубу вышел радист Oтрадин.

— Константин Филиппович, можно вас на минуточку? — тихо обратился он к Гераклову.

— Да, разумеется, — ответил Гераклов. — Давайте пройдем к вам в рубку. Заодно и новости послушаем.

Однако по радио никаких новостей не передавали — звучала музыка. Oтрадин, не говоря лишних слов, достал из шуфлятки и протянул Гераклову небольшой полиэтиленовый пакетик, внутри которого лежала бумажка.

— Что это? — удивился политик.

— Не знаю, еще не разворачивал. Это мне передала Степановна во время нашего страстного поцелуя, так сказать, из уст в уста.

Гераклов извлек бумажку. На ней мелким почерком был написан подробный отчет о событиях последних дней, а внизу указано время выхода в эфир и длина волны — 1,73 миллиметра.

— Я думаю, что мне нечего от вас скрывать. Ведь мы с вами, — Oтрадин усмехнулся, — в одной шайке. Не так ли?

— Не так, — резко возразил Гераклов. — В разных.

Андрюша растерялся:

— A как же это самое, в общем, «Полкведим невинс неракста»?

— И вы могли подумать, что я — я! — Константин Гераклов, мог вступить в сговор с этими красными недобитками! — патетически, как на митинге, воскликнул Гераклов. — Просто кое-кто подслушал и пароль, и вообще всю сцену вашего совращения. Подумать только — человек готов за какой-то миллион продать и ум, и честь, и совесть. Стыдно, уважаемый Андрей Владиславович!