Я последовал за Барейлем сквозь черные решетчатые ворота и дальше по узкому коридору. Крошечный огонек пробивался из прорезей и из-под золотой крышки светильника, он сиял не ярче светлячка и почти не рассеивал темноту, пока вел меня все дальше и все ниже.
Сейри не понравился бы этот коридор. Несчастный случай в детстве внушил ей ужас перед темными замкнутыми пространствами. Стыдясь того, что она полагала слабостью, Сейри в начале нашего замужества пыталась скрыть от меня этот страх, не понимая, как радостно делить с возлюбленной ее столь личные переживания — и иметь возможность утешить ее.
«О боги, Сейри…»
Как всегда, когда я вспоминал о ней, гнев вскипал в моем животе и пульсировал в руках, поглощая все прочие чувства. Что способно хотя бы на некоторое время приглушить боль после ее потери. Внезапно Барейля с его светлячком поглотила тьма. Я оставил все мысли о Сейри. Мне нужно сохранить ясность рассудка.
Я последовал за дульсе в просторное помещение, и его рука легла мне на грудь, приказывая остановиться. Воздух был теплым, тяжелым и влажным, он пах старым камнем и чуть-чуть серой, а где-то справа от меня шелестел поток холодного воздуха. Мерцающий огонек сдвинулся левее и вытянулся в лепесток, когда дульсе снял со светильника крышку. Барейль, казавшийся теперь маленькой фигуркой, вылепленной из света и тени, коснулся огоньком фитиля многогранной лампы. Мягкий свет хлынул в стороны и разогнал тени ровно настолько, чтобы я смог увидеть пещеру и озеро Очищения.
Стены пещеры были молочно-белыми и желтыми, в выступах и ручейках, испещренные трещинками и углублениями. Над небольшим озерцом — углублением неправильной формы, шагов двенадцати в окружности — висел пар. Из глубины пещер тянуло сквозняком, обвивавшим туманом сталагмиты толщиной с мое запястье.
Барейль ждал меня у озера, его темные глаза были полны неизменных доброты и понимания, хотя в последние три года я едва замечал его. С тех пор как Д'Натель начал постепенно просачиваться в мой характер и поведение, я не раскрывал своей души дульсе, как Вен'Дару. И не позволял ему обсуждать с Наставником какие-либо личные вопросы. Я не мог смириться с мыслью о том, что эти двое будут обсуждать мое «состояние», поэтому лишил своего мадриссе всего, кроме самой заурядной службы, — и особенно непринужденной близости, объединившей нас после смерти Дассина. Однако о переменах во мне он знал больше кого-либо иного, и это ни в малейшей степени не влияло на его манеру держаться — что особенно меня раздражало.
Барейль достал свернутую хламиду из белой шерсти.