Ну и что? Ведь я им уже был! Но радости от этого не чувствовал. А, как и теперь, я мечтал только об одном: узнать, кто я такой и кто мои родители. И ради этого я убил Хальдера, ушел в Окрайю, бился с Винном, и было еще много всякого другого… И только уже здесь, три дня тому назад, я видел ключницу и самого себя, теперь я вижу ярлову и самого себя. Так, может быть, еще через три дня…

Опять три дня! Я даже вздрогнул! Потому что сразу вспомнил вот что: три дня вверх по реке от Уллина, в поселке, в крайней хижине…

И я зажмурился, потом медленно, очень осторожно открыл глаза…

И увидел тот самый очаг – на Уллинском капище, в хижине. В очаге горел огонь, но теперь в этом огне я уже ничего не видел. Зато из-за спины я опять услышал голос Владивлада. Владивлад говорил:

– … А остальное все уже готово. Так что, сам видишь, сборы будут скорые. И Барраслав спешит! Поэтому, я думаю, мы встретимся с ним примерно где-то на полпути. То есть три дня до этой встречи нам осталось!

Три дня, он говорит, подумал я. Опять три дня! Три дня вверх по реке от Уллина! Я обернулся, посмотрел на Владивлада. Он встал, сказал:

– Решайся, Айгаслав! Конечно, ты можешь не слушать меня, можешь опять бросить все и вернуться в Окрайю. Но ты ведь здешний ярл. Ярл всей Земли!

Я не спешил с ответом, я думал. Потом я сказал:

– Дело весьма серьезное. Я должен посоветоваться с Лаймом.

– А раньше ты советовался с Хрт! – не скрывая насмешки, сказал Владивлад.

– Хрт мертв! – сердито сказал я.

– Для Лайма он всегда был мертв! – еще сердитее воскликнул Владивлад.

Эти слова меня разгневали, и я очень громко сказал:

– Тогда ему лучше вернуться в Окрайю! И унести с собой свое колдовство!

Владивлад весь задрожал от гнева! Но сразу ничего не сказал. А когда он заговорил, то сказал уже вот что:

– Пусть так! Считай, что ты убедил меня. Пойдем! Нас ждут.

И мы пошли из хижины, пришли к столам, и пировали вместе с нашими дружинами. Я время от времени поглядывал на Лайма, вспоминал о былом и, мало-помалу, мне стали понятными те зловещие слова Аудолфа, когда он говорил, что он не завидует тому, кто носит свою смерть за пазухой. Тогда, когда я это услышал, я, честно признаюсь, подумал, что это он намекает на мое сердце, в котором горит любовь к Сьюгред – что это будто бы она убьет меня… Но Аудолф, как я теперь стал понимать, вел речь про пузырек с колдовством. И вот о чем еще я тогда подумал: что Аудолф так легко – без боя – с ним расстался потому, что был совершенно уверен в том, что его проклятие все равно достигнет цели. Лайм, значит, обречен. А все из-за кого?! Опять из-за меня! И вот когда я так подумал, я сразу же подумал еще вот что: да когда же все это кончится?! Когда я перестану приносить людям несчастье?! Ведь же вначале я, желая узнать, как добраться к Источнику, дал отравить Хальдера. Потом, чтобы сбежать от рыжих, я оставил им в жертву Щербатого. Потом, уже в Окрайе, погиб Лузай, и опять это случилось по моей вине. А теперь что, наступил черед Лайма, так, что ли? То есть, я опять становлюсь виновником чужой смерти?!