Баракос шагнул к нему.

Левенхерц и Драккен взлетели по ступеням наверх и бросились на мертвеца.

Левенхерц бежал первым и опережал Драккена. Он взмахнул молотом, но от первого удара его противник как-то умудрился уйти, а когда молот Левенхерца пошел обратно, блокировал его и сбросил Волка с постамента ударом в живот.

Развернувшись, даже не глядя, словно и без того точно знал, где находится все и вся, чернокнижник направил свой удар прямо в ключицу набегавшего на него Драккена. Молодой Волк взвыл и упал на пол.

Баракос стоял над корчащимся от боли храмовником, словно размышляя, как его лучше прикончить. Мертвец мечтательно рассмеялся — его смех был вязким, как сироп. Потом он поднял взгляд.

На верхней ступени стоял Грубер.

— Снова ты, старый рыцарь, — произнес чернокнижник с лицом старинного друга.

— Надо было тебя прикончить в подземелье.

— Нельзя убить то, что не живет. — Голос Баракоса был сухим и хриплым, но в нем была какая-то нечеловеческая, рокочущая глубина, он глотал концы слов, словно их заглушала вековая плесень.

Молоты взлетели над головами. Грубер встретил атаку монстра с несдерживаемой яростью. Монстр еле удержал молот в руках. Оружие двумя сверкающими кругами замелькало в воздухе, свист тяжелых металлических снарядов прерывался глухим стуком встречающихся рукоятей.

Грубер ушел влево, присел под молотом мертвого чернокнижника и отчаянно ударил его в бедро. Казалось, тварь даже не почувствовала этого, даже не шевельнулась. Она приняла следующий удар Грубера на центр рукояти, а потом пнула его ногой. Грубер отлетел назад, согнувшись, а чернокнижник крутанулся вокруг своей оси и мощным, неудержимым ударом сбросил воина с лестницы. Рыцарь отскочил от каменных ступеней, его доспехи треснули в нескольких местах. Грубер скатился вниз и замер без движения.

Тварь стояла на краю своего каменного постамента и хохотала над упавшим Грубером, когда удар молота Ганса отбросил ее к трону. Прогнившие ремни лопнули, и левый набедренник с лязгом отлетел в сторону. Кольчуга под ним проржавела, из-под нее сочилась черная маслянистая жижа, которую источал разлагавшийся труп Эйнхольта.

Ганс снова кинулся на мертвеца, стараясь добежать до него прежде, чем он поднимется на ноги — тот сумел только поднять руку, чтобы отгородиться от удара Ганса. Волк ударил его по кисти, сорвав потемневшую латную перчатку. Несколько пальцев отлетело прочь вместе с брызгами черной гнилой жидкости и звеньями рассыпавшегося кольчужного плетения.

Ганс взревел, как матерый волк, занося свой молот для очередного удара. Он почувствовал вкус победы, она была так…