– Вечно ты создаешь себе трудности, – со смешком сказал Конан. – Ничего бы не случилось, если бы мы немного поболтали.

– Может быть, – согласилась я. – Но мне показалось, что время для нашей встречи еще не пришло. Потому я и не стала соваться вам на глаза. Как выясняется, я была совершенно права.

Палатка вздрогнула под ударом ветра, фонарик закачался, бросая на матерчатые стены наши прыгающие тени. Я подняла руку и остановила раскачивающийся огонек.

– А мне казалось, что ты не такая, – вдруг медленно и как-то задумчиво проговорил Конан. – Раньше ты была… резкая. Никогда никого не слушала. И всегда знала, чего добиваешься.

– Я и сейчас знаю, – удивилась я. – Просто я несколько изменилась. Семейная жизнь и все такое прочее…

По-моему, Конан так и не смог понять, как я умудрилась связать с кем-то свою жизнь. Да не просто с первым попавшимся, а с таким вечным молчальником и замкнутым человеком, как Мораддин. Я, честно признаться, этого тоже доселе не понимаю. Мораддин говорит, будто он меня убедил в необходимости подобного шага. Логически доказал, что в жизни надо все испытать. А я настолько растерялась, что согласилась. И не жалею.

Самое забавное, что пятнадцать лет назад я иногда всерьез задумывалась о том, как бы мне переупрямить Конана. Мы могли бы составить неплохую пару: я с моей сообразительностью и киммериец с его напористостью и умением находить выход из самой безнадежной ситуации. К счастью, я вовремя поняла, что ничего из этой затеи не выйдет. Уж слишком мы гордились своей независимостью… Впрочем, что не делается в мире – все к лучшему.

Воспоминания – чрезвычайно коварная вещь, напоминающая спутанный клубок из множества нитей. Дернешь за одну – наружу вылезает совершенно другая, к которой неизвестно почему прицепилась третья. Прошлое манило за собой, и я даже не обратила внимания, что меня окликают, придя в себя только от осторожного прикосновения к волосам. И расслышала чуть различимый звук падения деревянных шпилек, которыми я закалывала волосы в узел. Их было ровно шесть, этих маленьких, заостренных кусочков дерева, и сейчас они один за другим покидали отведенные им места. Не самостоятельно, разумеется – их вытаскивали. Освобожденные пряди с пугающей готовностью скользили вниз и завивались колечками.

У меня еще было несколько мгновений, чтобы сказать «Остановись» или выдумать подходящую отговорку, но я их безнадежно упустила. Мне ничего не оставалось, как вздохнуть, махнуть на все рукой и предоставить событиям развиваться так, как им заблагорассудится. Я даже успела подумать – правы все-таки мои недоброжелатели, сравнивая меня с уличной кошкой. Кошка и есть – черная, с желтыми глазами и спрятанными до поры коготками. И, как это не печально, наделенная кошачьей любвеобильностью.