Он весьма неудачно сыграл роль отца, решившего приструнить сынка-шалопая. Такого тона Ршава не потерпел бы даже от человека старше его; на ровесника же и подавно разозлился. Не заметив его гнева — или, возможно, просто безразличный к нему, — Малеин добавил:

— Пока я здесь правлю, никаких богословских скандалов не будет! И особенно не будет богословских скандалов, затеянных моим родственником. Что угодно, но такого я не допущу. Я достаточно ясно выразился, брат?

— Совершенно ясно, ваше величество, — ответил Ршава.

— Хорошо. Значит, больше ни слова об этом. — Малеин не сомневался, что сможет добиться своего когда пожелает и как пожелает. Такая уверенность была неотъемлемой частью любого человека, который хотел оставаться автократором видессиан.

И Ршава больше не сказал об этом ни слова — тогда.

* * *

Возвращение в столицу означало и возвращение в Собор. Для Ршавы это было гораздо важнее встречи с автократором, хотя у него хватило здравого смысла утаить это от Малеина.

Собор был притягателен и знаменит не только своей красотой. Он был воистину грандиозен! Всякий раз, когда Ршава видел его величавый силуэт, возвышавшийся над другими зданиями, он фыркал при воспоминании о храме в Скопенцане, где прослужил так долго. Нелепое провинциальное сооружение, давно уже рухнувшее стараниями хаморов и землетрясения, что довершило начатое варварами дело!..

Подобно тому как храм в Скопенцане был центром жизни Ршавы на дальнем северо-востоке, так и Собор располагался в центре жизни вселенского патриарха — и в центре теологической жизни империи.

Малеин отвел Ршаве покои в императорской резиденции. Такую любезность родственнику он все-таки оказал. Но после их первой встречи автократор с ним почти не общался: у Малеина хватало более насущных забот. Подобно пауку, сидящему в центре паутины, он напряженно ждал, когда к ней хотя бы прикоснется Стилиан.

Предоставленный самому себе, Ршава опять стал богословом. Когда он был прелатом, ему не хватало времени заниматься серьезной богословской работой столько, сколько бы хотелось. Написанная им в Скопенцане книга погибла вместе с городом — и, наверное, вместе с Дигеном, перенесшим чистовую копию рукописи на пергамент. Но об этой потере Ршава сожалел меньше, чем ожидал. С тех пор его мысли двинулись в ином — и радикально ином — направлении.

Вскоре Камениат вызвал его в Собор и патриаршую резиденцию. Ршава не очень этому удивился: его имя обсуждалось бы в качестве возможного преемника трона патриарха, даже если бы тело находилось очень и очень далеко. С учетом его достижений и происхождения это казалось неизбежным, как восход солнца.