— Итак, Атайя, не пора ли нам завершать…

Мудрец запнулся на полуслове, когда архиепископ Люкин, все еще облаченный в торжественную красно-белую коронационную ризу, уверенно направился к нему сквозь покровы. Взгляд Люкина коротко скользнул по телу Дарэка, прежде чем архиепископ окатил Атайю волной своего гнева — подобной злобы Атайе не доводилось видеть в глазах Люкина со времен суда по обвинению в ереси, когда он приговорил принцессу к смерти. В руках архиепископ держал ящик — очень знакомый ящик, подумала Атайя. Кажется, она уже видела его…

— О Боже…

Атайя инстинктивно отпрянула к границе круга, но ледяной обруч, сжавший сердце, грубо напомнил принцессе, как прочно она связана с покровами.

Слишком часто удавалось тебе ускользать от меня, — читала Атайя в глазах Люкина, горящих неподдельной ненавистью. — Сегодня тебе не удастся сбежать. Ты попала в ловушку собственного колдовства.

Поставив ящик на землю, архиепископ низко поклонился Мудрецу.

— Король Дарэк умер, — произнес Люкин, скрывая свои чувства под маской покорности. — Да здравствует Брандегарт, король Кайта и правитель острова Саре!

Не подозревая о том, что находится в ящике, Мудрец испустил цветистое сарское проклятие, раздосадованный еще одной задержкой.

— Поди прочь! — проревел он, замахав руками на Люкина, ужасный в своем величественном гневе. — Мы еще не закончили!

— Конечно, но скоро это случится, — отвечал Люкин с легкой досадой. — Очень скоро.

Чувствуя невольное уважение к его способности притворяться, принцесса в немом изумлении глядела на архиепископа. Неудивительно, что Люкин так быстро согласился принять участие в коронации! Заменив корону Кайта на смертоносный корбаловый венец Фалтила, похищенный из лесного лагеря, теперь Люкин был абсолютно уверен в смерти Мудреца, а также и всех колдунов, пришедших на церемонию. Таким образом, триумф Мудреца обратился бы триумфом архиепископа. Люкин стал бы спасителем Кайта — первым среди слуг Господа, избавившим королевство от губительного влияния колдовства на годы вперед. Без Мудреца и Атайи лорнгельды вновь оказались бы разрозненными и уязвимыми и в конце концов стали бы легкой добычей Трибунала. Вновь, как во времена Фалтила, Кайт больше не тревожили бы колдуны.

— Я принес корону, ваша светлость, — промурлыкал архиепископ, молитвенно сложив руки. — Вот она, позвольте показать.

Мудреца взбесило то, что архиепископ никак не уходит, но случайный взгляд, брошенный на Атайю, подсказал ему, что здесь что-то не так, и Брандегарт подозрительно уставился на ящик.