На сороковой день агема вошла в Азамбо.
Берсей уже не был привязан к катафалку. Он устал следовать за ним и постоянно отвлекался от земного. И все же Азамбо он рассмотрел. Да, это был не тот город, о котором слагали легенды, и все-таки Азамбо жил. На набережной вновь появились фланирующие без дела богатые отдыхающие, а в гавани стояли прекрасные корабли, не предназначенные для торговли или войны.
И тогда Берсей сказал себе: «Все. Больше мне здесь незачем быть. Я видел, что хотел. Теперь я хочу покоя».
И он поднялся над белым Азамбо, над зелеными рощами и полями, над изумрудной гладью Южного моря, и поднимался все выше и выше, прямо в ослепительную, переполненную светом лазурь, — поднимался, пока не слился со светом.
* * *
Сидящие у рва не оборачивались. Они знали, что все пройдет.
Что такова их цель — внимательно следить за всем, что приходит и уходит; за всем, что падает и сгорает во рву, в вечном пламени Бездны.
Тьма переходит в свет. Тьма — это свет. Но смертные слепы.
СТРАНСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ. МУЗАГГАР ОПОЗДАВШИЙ
СТРАНСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ. МУЗАГГАР ОПОЗДАВШИЙ
ДОЛИНА ТОБАРРЫ
ДОЛИНА ТОБАРРЫ
Богда-каан, опираясь на плечи двух бритоголовых рабов, поднялся, кряхтя. Его большой живот колыхался. Глубоко вздохнув, Богда мелкими шагами направился к выходу из шатра.
Невольники поддерживали его под руки. Синие черепа блестели отраженным светом очага.
Выйдя из шатра, Богда хлопнул в ладоши; из тьмы вынырнули еще несколько рабов. Они подхватили каана с двух сторон, бережно подняли и понесли. Каан поплыл на руках, глядя из-под опущенных век прямо перед собой. Сторожа у костров вскакивали и немедленно падали ниц; Богда не обращал на них внимания. Он думал о том, что ему уже трудно ходить. Еще немного — и он сможет только сидеть, поджав ноги — как Те, что у Рва.
Его пронесли через весь огромный спящий лагерь — мимо палаток и костров, телег и загонов для скота; по мере того, как удалялся свет тысяч костров, приближались звезды. Сначала каан видел лишь несколько самых ярких — голубой Екте, темно-желтый Мухам; Горсть Алмазов — созвездие, видимое всегда и везде; потом рядом с ними стали проявляться звезды поменьше; и вот уже белой пылью зажглось все небо.
Дохнула прохлада; впереди была река — огромная, бесконечная, и загадочная, как Цель.
Пока одни рабы расстилали ковер и усаживали на него Богду, другие споро выкопали вокруг него полукругом траншею; в нее уложили связки хвороста, плитки прессованного кизяка и подожгли.
Богда снова длинно вздохнул. Рабы отступили во тьму, каан остался один на один с ночью, звездами, и огненным рвом.