Аххаг оказался почти по пояс в непроницаемо черной воде. Под ногами он ощутил надежный каменный выступ, достаточно широкий, чтобы можно было идти, не рискуя свалиться в глубину канала.
— Т-с-с! — шепнул Ассуан в самое ухо Аххага. — Над водой слышен каждый звук. Мы должны пройти мимо усиленных постов и стражи.
И они побрели по воде, раздвигая ее так, словно она состояла из хрустальных колокольчиков, связанных в цепочки.
Вверху посветлело; это горели костры ночной стражи. Время от времени раздавались странные звуки — ночной канал кишел живностью; Аххаг ощущал иногда, как ему в ноги тычутся какие-то животные, или рыбы; однажды на них налетела водяная крыса, испуганно фыркнула и поплыла прочь, чертя по воде светящийся зигзаг.
Миновали два обводных канала, и наконец приблизились к третьему — последнему, кольцом окружавшему дворец жрецов.
Здесь, на площади, было множество солдат. Горели факела, слышалась перекличка часовых; Аххаг знал, что на площади стоит катафалк с телом Берсея, что для него готовится пышная церемония и уже, вероятно, сложена пирамида, предназначенная для погребального сожжения. Аххаг подумал о Берсее, когда-то бывшим едва ли не любимцем царя, но не испытал никаких чувств.
Да, он был. Теперь его нет. Это удел всех живших и еще не живших. Жизнь — переход из ничего в ничто. Для всех — но не для Аххага.
Ассуан остановился, тронул его за плечо. Приложил палец к губам. Выразительно взглянул на мальчишку.
Аххаг склонил голову и Ассуан, прижав губы к самому уху, прошептал:
— Сейчас мы выйдем из канала, — там, под мостом. И пойдем к дворцу. Сначала ты. Хаах поможет тебе. Я следом. Но мальчишка…
Ассуан помедлил и выдохнул:
— Не лучше ли оставить его здесь?
Аххаг молча оттолкнул Ассуана — раздался плеск — крепче прижал к себе Аххаггида левой рукой и шепнул:
— Веди.
Тропа пересекла канал как раз под мостом. Аххаг нащупал ногой подводную ступень и шагнул вверх.
Ассуан уже поднялся и, присев, отжимал воду с плаща, умудряясь при этом не издавать ни единого звука.
Аххаг последовал его примеру; Аххаггид, присев на корточки и прижав руки к груди, дрожал от холода.
* * *
Внезапно где-то наверху, на площади, заунывно захрипели трубы.
Послышалось шарканье тысяч ног, цокот копыт, крики-приказы.