- Знаю, - кивнул Ричард. - Анита спасла моих маму и брата, спасла их жизни, но для того, чтобы оказаться на месте вовремя, совершила ужасные вещи. Я до сих пор считаю их неправильными и аморальными, и каждый день вынужден жить с осознанием того, что, будь я рядом, то смог бы не позволить Аните пытать того человека. Я не позволил бы ей лишить его человеческого облика или лишиться его самой. Я бы отстаивал свои высокоморальные убеждения, и моя мама с братом, Дэниэлем, погибли бы. - На черной коже заблестели блестящие слезинки. - Я всегда был тверд в своих убеждениях. Даже Райна не пошатнула моей веры. Она только укрепила ее. И только Жан-Клод и Анита, только они двое заставили меня сомневаться во всем подряд.

Я отошла на шаг от Жан-Клода, но руки не отняла, поскольку все еще боялась того, к чему это могло привести. Если даже при прикосновении сомнения были настолько тяжелыми, то сложно представить, какими они станут без него. Мы же просто помрем.

- Ричард, мой крест все еще работает для меня. Он все еще горит священным светом. Бог не оставил меня.

- Но должен был, - упрямо возразил он. - Должен был, разве ты не понимаешь? Если верно то, во что я верю, если верно то, во что веришь, по твоим словам, ты, тогда крест в твоих руках гореть не должен. Ты преступила столько заповедей. Ты убивала, пытала, трахалась… а крест все еще работает. Этого я понять не могу.

- Так ты считаешь меня злом, раз господь, по-твоему, должен был от меня отвернуться?

Даже несмотря на закрывавшую его лицо маску, я заметила всплеск эмоций на нем, и скатившиеся из глаз слезы. Он кивнул.

- Да, так я считаю.

Я просто таращилась на него, и знала, что частично в нем говорят воздействовавшие на сознание вампирские силы. Но ведь силы Коломбины только поднимают на поверхность то, что уже есть внутри тебя. Какая-то часть Ричарда действительно верила в то, что он сказал.

- Мa petite…

- Нет, - оборвала его я. - Нет, все в порядке. - Моя грудь болела так, словно из нее вырезали целый кусок, но не теплый и кровавый, а холодный, изо льда. Словно этот кусок отсутствовал там уже давно, но я просто не хотела этого видеть, чувствовать, знать. - Наверное, бог не служит в полиции нравов, Ричард. Иногда мне кажется, что христиане так озабочены проблемами целомудрия потому, что легче беспокоиться о нравственности, чем задаваться вопросом «Действительно ли я хороший человек?». То есть, если ты не занимаешься сексом с кучей народу, то ты - хороший человек. Как просто, да? Очень просто избегать этого вопроса. Проще простого думать - «Я кого попало не трахаю, значит, я хороший». Тогда даже быть жестоким становиться проще, ведь раз ты не трахаешь кого попало, значит твои поступки не так уж плохи. Ты действительно так воспринимаешь бога? Он для вас с Малькольмом что, нечто вроде полиции нравов? Или вам просто удобнее зацикливаться на распутстве, и намного труднее воплощать в жизнь заповедь «люби ближнего своего, как самого себя»? Иногда это действительно трудно, и мне временами кажется, что моя забота обо всех, кто есть в моей жизни, разорвет меня на части. Но я стараюсь. Я стараюсь ради всех них, каждый божий день. А ты можешь сказать это о себе, Ричард? Стараешься ли ты ради своих близких каждый чертов день своей жизни?