(Лада, без даты).
Мизу с Кори так и не узнали о том, что случилось с Ладой в ночь, когда они спали заколдованным сном. Потому что их госпожа и сестра молчала и скрывала свои раны. Которые с каждым днем болели все сильнее. Но она так не хотела волновать их! И поэтому терпела. До самой столицы. До дома. А там уж она справится. Омоет настоями «боевые» ранения. Залечит их мазями.
— Госпожа, вы не заболели?
Хоть страж и маленькая лисичка не знали о случившимся, но они не могли не заметить, как изменилась их подруга. Стала чуть медленнее. Осторожнее. И еще эти круги под глазами да восковая бледность…
— Нет. С чего ты взял?
Только бы не заметили. Ведь осталось всего ничего! Уже и дворец можно видеть! А через час они въедут в сам город.
— Просто вы очень плохо выглядите. Мы волнуемся.
Волнуются… А ей так этого не хочется!
— Просто устала. Эти путешествия так выматывают…
Но тут ее внимание привлекли две маленькие фигурки, стоящие дальше на дороге. Очень знакомые. Одна — рыжая и поразительно напоминающая одну дорогую им Целительницу, а вторая — поменьше, в белых одеждах и очень тяжелой сумкой на плече, которую постоянно таскал с собой Хикару. Ведь там — книги!
— Тамаши!!! Хикару!!!
Три голоса помимо воли слились в один. Радостные. Счастливые.
Они вернулись домой. И сразу же встретили дорогих другей. Это… чудесно. Как и солнечный день, радующий их сегодня.
— С возвращением!! С возвращением…
Во дворце вновь забурлила жизнь. Впрочем, она никогда не прекращалась.
Просто с возвращением жены Императора это стало заметнее. Как никак скоро должна была быть коронация. Которую не все жаждали видеть, но… Так сказал Владыка. И представителям благородных родов оставалось только молча кидать недовольные взгляды на виновницу торжества. Только вот ее саму никто не спросил о том нужна ли ей эта власть и корона. Тем более сейчас.
А сам Владыка Екай вспоминал. То, что так хотела скрыть от него его же жена. Но… он сам ей не скажет, что знает о ее «приключении» с Фую-доно. Незачем. Все ведь обошлось.
Но тогда почему при мысли о кузине у Императора сами собой сжимаются в кулаки руки, а гнев и злость мешают дышать? Почему при воспоминаниях о той ночи ему хочется перекинуться в свою звериную форму, чтобы наказать ту, которая посмела причинить боль его жене? Его сокровищу?