Золотинка поняла бы, что это стихи, даже если бы пигалик не раскачивался голосом и телом, отмахивая рукой особенно важные и выразительные места, которых он насчитал четыре, — по одному для каждой строки.

— Вы поэт, — сказала Золотинка, охотно признавая очевидное, чтобы только не затрагивать скользкого вопроса о том, что послужило источником вдохновения для только что явленного ей образчика поэзии. — Вы поэт, — укрепилась она, когда возражений не последовало.

— Садитесь, — снисходительно отвечал пигалик.

Она опустилась на табурет, приготовленная таким образом к сногсшибательным откровениям, и пигалик сказал, опершись растопыренной пятерней на стол:

— И давай на «ты»! Ни одно живое существо в целом свете, — круг рукой обозначил вселенную, — не будет ближе и роднее меня. Мы пройдем путь вместе и я сделаю все возможное, наизнанку вывернусь, чтобы устыдить жестокосердных, поколебать непреклонных и возмутить добродушных. Я истерзаю их совесть.

Золотинка улыбнулась.

— Да, изнанка у тебя такая же пестрая, как и лицевая сторона, — сказала она.

Оман ухмыльнулся не без самодовольства, откинул и пригладил длинные льняные волосы.

— Позволь-ка на тебя посмотреть! — Оман уселся напротив и уперся руками в раздвинутые колени. Что было необходимо, по видимости, для большей сосредоточенности.

Золотинка поежилась в своем затрапезном, тюремных расцветок халате, облекавшем некогда, если судить по размерам, какого-то особенно большого злодея. И тут возникли сомнения, успела ли она умыться и причесаться. Тронув голову, она обнаружила взлохмаченные космы и устыдилась. Оман глядел строго и неулыбчиво, пронизывающим взором, которого трудно было и ожидать от этого человечка. Потом он прикрыл глаза, а через некоторое время снова возвратился к предмету своих наблюдений. И опять от избытка впечатлений должен был отвернуться, чтобы впитать в себя увиденное.

— Никогда не думал, что доживу до такого дня, — произнес он, озадачив собеседницу сим признанием. Трудно ведь было признать объяснением столь неполных, оставшихся без завершения слов последовавшее затем замечание: — Ты прекрасна.

Не было никакой возможности продолжать. Молодой пигалик встал, сделал несколько шагов, потом забрал со стола перчатки, рассовал их по карманам широко распахнутого кафтана и тогда уж сел.

— Ну что же, — сказал он спокойнее, — будем сотрудничать.

— Как мы будем сотрудничать? — тихо спросила Золотинка.

— Просто встречаться… болтать… разговаривать… читать стихи… Будем разговаривать и любить друг друга.