— Если никто не возьмется спасать кота, придется коту нас спасать! — паясничал скоморох; в шутовских скороговорках его слышалась однако лихорадочная тревога. — Эй ты, — тараторил он, — развяжи мне руки, слышишь? Кому говорю? Развяжи руки, ты хочешь, черт побери, чтобы хоть кто-нибудь спасался?

Исходивший от раскаленного железа жар не был еще так силен, чтобы совсем потерять голову, но кот уже ничего не соображал. Он метался по клетке, взлетая наверх и бросаясь вниз — на голову узника, куда пришлось, ошалело путался среди побитых цветов и, скинув хвостом венец с головы совершенно бледной, словно бы неживой, принцессы, кидался в дальний от огня угол.

— Великий государь! — завопил он вдруг. — Смилуйся! Смилуйся, государь, или я развяжу преступникам руки!

Это подобие угрозы тронуло дряблый рот оборотня усмешкой. Слегка сгорбившись, он зябко кутал покатые бабьи плечи в широкий плащ с тяжелым бобровым воротником и, казалось, грел свою стылую кровь в тепле разгорающегося огня. Вишневого цвета пятно расползалось по прутьям, достигая уже размеров хорошего столового блюда, в воздухе чудились запахи паленого.

Железо горело, но побеги хотенчика продолжали расти, и, сверх того, откуда-то из основания клетки с силой мощной струи вылетели вдруг каменные ступени, мгновенно складываясь в довольно широкую крутую лестницу. Она поднималась в воздухе без опоры и тут же, никто и дух не успел перевести, высоко над головами ударила в смык стены и потолка. Все вздрогнуло, уходя из-под ног, лестница, пробив безобразную брешь, выбросилась на волю — сквозь мутную, затянутую облаком пыли дыру открылось небо; стена пошла трещинами, перекосились надломленные балки потолка. Беспорядочно растущие из клетки прутья тотчас же устремились к лестнице, складываясь в витые железные перила, которое споро бежали вверх вдогонку ступеням.

Гром грянул — ничто в необыкновенной череде событий не произвело на людей такого ошеломительного, подавляющего впечатления, как удар волшебной лестницы. То был даже не ужас, скорее благоговение, сознание своего ничтожества перед громадностью неподвластных человеку сил. И видно стало, что даже Рукосил-Могут всего лишь жалкий больной старик, растерянный и беспомощный.

Блуждающий дворец! Вот что это было такое, вот что родилось из сухой деревяшки, которую притащил в зубах беспризорный кот.

Теперь, когда это свершилось, ошалевшим людям казалось, что ничего иного нельзя было и ожидать, что они давно предчувствовали, куда дело клонится, и только не нашли случая высказать давнюю свою тревогу. Верно, так оно и было: блуждающий дворец занимал слишком много места в тайных помыслах и крамольных, шепотком разговорах, чтобы люди не ожидали его где угодно.