— Да, — ответил Янус. — Это было нетрудно. Как только я понял, что они ничего не могут рассказать о тебе…

— Ты убил их, — договорил Маледикт, не сводя глаз с окрашенной кровью воды. Сердце его резко, неожиданно подпрыгнуло, в ушах зазвенело.

— С той минуты, как Ласт забрал меня, Селия была обречена. Я не мог позволить ей преследовать меня по пятам, клянчить деньги, просить замолвить за нее словечко при дворе, не мог позволить, чтобы ее одурманенное «Похвальным» сознание мешало моим планам. А Элла, которая столь вульгарно визжала, пока я убивал Селию? Не говори мне, что станешь о ней плакать — об этой эгоистке, которая не дала тебе ничего, кроме одного только факта жизни. — В голубых глазах Януса пылал жар, лицо исказилось воспоминаниями о побоях и проклятиях. Он не забыл, как им с Мирандой приходилось целыми днями попрошайничать, не забыл об их наивных детских планах — и недетской ярости.

«Неправда», — вертелось в голове Маледикта одно-единственное слово. Элла передала Миранде один ценный дар — хоть и сама того не осознавала, когда отворила дверь, впустив в свой дом отвергнутую аристократку с ребенком. Ценный дар, которым заслужила себе крупицу признательности — Маледикт, опутанный ненавистью и презрением, все же никогда не убил бы Эллу. Зато Янус…

Маледикт задрожал всем телом; его ярость возвращалась.

— Как получается, что ты поднимаешь свой клинок на кого захочешь, а я становлюсь объектом порицания и подозрений? Ты принят при дворе — а меня могут изгнать, ввергнуть в нищету, повесить.

— Я никогда такого не допущу, — заверил Янус.

Маледикт скинул халат и начал трясущимися пальцами натягивать одежду.

— И как ты их остановишь? Время на твоей стороне; оно позволит тебе втереться в доверие и получить признание. Зато мне оно — враг. Изгнанный, нищий или повешенный — ни одна из перспектив меня не привлекает. Янус, давай бросим все это. Ведь так мы поступали в Развалинах, помнишь? Когда что-то шло не по плану или игра становилась слишком опасной. — Увидев, что Янус отрицательно качает головой, Маледикт попытался прибегнуть к мольбам, хотя слова застревали у него в горле комком пыльных перьев: — Янус, ты — все, что у меня есть. Все, что мне дорого.

— Избавься от Джилли, тогда я тебе поверю. Ты доверяешься ему во всем. Иногда я думаю, что ты веришь ему больше, чем мне. Надо же, ты позволил ему распоряжаться твоими счетами! Мэл, я просто не понимаю…

— Дело не в Джилли, — перебил Маледикт. — Дело в Ауроне, в твоих претензиях на наследство, в нашем будущем. Нам не удалось заявить права на твой титул. Я не верю, что мы преуспеем.