Ватажник надолго замолчал, потом вымолвил не без труда:

— Способен. Жаль, добрый ратник, но в придачу простоват, открыт для стороннего влияния… и к золоту неравнодушен. Весьма.

— Таким образом, подозреваемых полно, — заключил Шагалан, убедившись, что продолжения не последует. — Остается уточнить, кто же из них вправду предатель. Нынче же ночью я намерен это сделать, вам, сударь, идти со мной.

Опринья удивленно поднял бровь:

— Зачем?

— Вы должны во всем убедиться лично, чтобы позже убедить своих бойцов.

— Зачем? — повторил разбойник.

— Я не хочу устраивать здесь напрасное побоище и гробить людей только за их неведение.

— Благородно… — По губам разбойника скользнула усталая усмешка. — Надеешься одолеть всю ватагу?

— Найдутся те, кто мне подсобит. Вы согласны?

— Ты толком не представляешь, парень, в какую пакостную историю рвешься залезть. И меня, старика, туда же волочишь.

— А разве не приспела пора, сударь, внести ясность в этот вопрос? Не хватит ли несчастному Хартигу вертеться в гробу?

— И гроба у него тоже не было… — себе под нос прошептал Опринья.

— А ведь гуляет и другая занятная история. Как-то давным-давно некий удалой солдат уже выбрал яростную борьбу вместо того, чтобы везти через пролив полсотни мальчишек. Он пренебрег советами мудрых, однако от его подвигов Гердонезу полегчало не сильно. Вы опять бросите тех мальчишек без поддержки?

— Даже так? — Голос Оприньи совсем потух. — Вот откуда… аукнулось…

— Согласны отправиться со мной, сударь? — напирал Шагалан.

— А у меня есть выбор?

— По совести сказать, нет. Либо мы уходим вдвоем, либо я ухожу, а вы… Я не вправе и дальше множить риск.

Разбойник криво улыбнулся, никак не отреагировав на очевидную угрозу.

— Сладишь? — только грустно осведомился он.