– Торская порода хороша в Торке, а эта кампания будет протекать на равнине. Я остановился на полумориске шести лет от Мародера известного тебе Хорста и трофейной зильберской кобылы. Надеюсь, ты не питаешь предубеждений против гнедой масти…

Предубеждения Жермон питал разве что против буланой, и то потому, что в юности предпочитал эту масть прочим. Еще одна глупость. Думаешь, что воюешь с прошлым, а оно все еще настоящее, а когда становится прошлым, война заканчивается. Незаметно и навсегда.

– Ты еще не узнал, за что меня выставили из дому?

– Нет, и это мне очень многое портит. Я вижу три причины, по которым могли убить Юстиниана Придда, но я не нашел ни одной, по которой твой отец мог лишить тебя наследства. Он мог бы изгнать Ги и Иорама, если бы знал, что из них получится, но не тебя.

– Ги не было и шестнадцати, а Иораму… Леворукий, я забыл, когда он родился!

– Не думаю, что тебе нужно это вспоминать. Твои братья могли успеть стать мерзавцами, но им в их годы не хватило бы умения обмануть зрелого человека. Значит, это сделал кто-то другой. Твой отец приходил в ярость, получая письма из Олларии. Возможно, причина кроется в них, но если в письмах содержались порочащие тебя сведения, их должны были проверить. Гвардией командовал генерал Понси, его никто ни о чем не спрашивал, и он, невзирая на скандал, дал о тебе блестящий отзыв.

– Даже так? – Длинный придирчивый генерал, который не понимал шуток и впадал в ярость из-за малейшей ерунды, Понси никому не давал блестящих отзывов. Так, по крайней мере, считалось.

– Понси написал твоему отцу, требуя объяснений. Он не получил ответа и собирался при первой возможности отправиться в Ариго отстаивать твою честь и честь гвардейского мундира. Предлагаю продолжить наш разговор за обедом. Смотри. Вот тот, с белым чулком на правой задней.

Смотреть лошади зубы и ноги после того, как ее одобрил Райнштайнер, было даже не невежливо – глупо. Жермон просто взял у конюха морковку и протянул стройному гнедому жеребцу с такими густыми и длинными гривой и хвостом, что в их обладателе впору было заподозрить линарца. Конь угощение принял. Он казался спокойным и смышленым, а с учетом того, кто его выбирал, таковым и являлся. То, что нужно генералу с простреленным бедром, собирающемуся завтра же проверить свой корпус.

– Как его зовут? – Жермон предложил гнедому вторую морковку и понял, что хочет в седло. Прямо сейчас.

– Его зовут Барон. – Райнштайнер довольно улыбнулся. – Я не буду против, если ты иногда станешь называть его Ойгеном, но постарайся не пить с ним на брудершафт.