Это несомненно было шуткой, и Жермон засмеялся.
2
2
Лошади могут многое, в том числе и гасить дурные предчувствия. После знакомства с Бароном даже начавшаяся кампания стала выглядеть привлекательней. Жермон еще разок растрепал черную гриву, подтвердил, что коня надо доставить именно в дом меховщика на Крайней улице, и с удовольствием огляделся.
Бергерский лагерь являл собой кусочек Торки, отчего настроение стало еще лучше. Никаких домов, только поставленные в раз и навсегда заведенном порядке вокруг флагштока палатки. Бирюзовые мундиры, золотой крутобокий кораблик в солнечном небе, знакомая громкая речь.
– Тот, кто отобрал у меня имя и отца, подарил мне Торку, – вдруг признался Жермон. – Это больше, чем я потерял. Теперь я это вижу.
– В таком случае тебе нужна жена с толстыми светлыми косами и много родственников. – Райнштайнер все еще был склонен шутить. – Я очень сожалею, что у меня нет сестры подходящего возраста, но после войны я обо всем позабочусь.
Шутка? Как бы не так! Ойген обещал лошадь и нашел. Теперь он станет искать полную белокурую девушку и тоже найдет. Большего бреда в жизни Жермона еще не случалось, но генерал понял, что готов жениться по выбору Райнштайнера хоть сейчас. У него появится толпа здоровенных белобрысых родичей, а в Гайярэ можно построить почти бергерский замок. Там даже холм подходящий есть, а старый дворец лучше не трогать: он принадлежит мертвецам. Пусть спит среди своих маков, туда нельзя возвращаться, как нельзя тревожить прошлое.
– Ты внезапно стал таким серьезным, – напомнил о себе Райнштайнер, разрушив еще не построенный дом на Кошачьем Камне.
– Я же в гостях у бергеров, – торопливо усмехнулся Ариго. – С кем поведешься…
– Это не так, твои мысли внутри тебя. Здесь и сейчас нет ничего серьезного. – Длинный баронский палец указал направо, где пара здоровенных горцев усердно выпихивала друг друга из довольно-таки кривого круга. Рядом, подбадривая борцов, топтались бергеры и несколько кавалеристов Гирке. Кто-то на кого-то ставил, кто-то отвечал…
– Предлагаешь присоединиться?
– Если ты готов отложить обед.
– Я предпочту телятину. Сделать ставки можем позднее.
Лагерь шумел, веселый бирюзовый лагерь, где собрались люди, равно готовые обедать, бороться и убивать. Они здоровались и улыбались, показывая крупные белые зубы, Жермон отвечал и думал о доме, но не так, как обычно. Не сожалея, не злясь, не желая доказать или вернуться, просто вспоминалось маковое море, бьющееся в холмы, и чиркающие о плиты террасы ласточки, белые и черные. Чем темнее становится несущее грозу небо, тем ниже летают птицы, тем ярче горят в лучах невидимого солнца красные цветы и белый алвасетский мрамор…